«Погоди, не заводись, – успокаиваю самого себя. – Она может быть в душе, может, легла спать после перелета».

– Не отвечает, – потерянно смотрит на меня сын. Вроде большой уже, а все равно малыш. По маме скучает…

– Нет, – роняю я, пытаясь сохранить спокойствие. – Наверное, в душе. Или спит…

– Или спит в душе, – фыркает Борька. Юморист картонный.

– Возможно, телефон на беззвучном. Или включить после прилета забыла, – пожимаю плечами. Отмахиваюсь от тревоги, бьющейся через край. Ну что может случиться? В Дубае полиция на каждом углу. Беспрецедентные меры безопасности. Я точно знаю. Пересекались с тамошним интерполом.

Но чуйке своей привык доверять. Она меня из такой ж.пы вытаскивала, даже вспомнить страшно. И пока ждем Иру, я набираю еще раз пять или шесть. Потом звоню по дороге. Еще с десяток раз, пока грею ужин.

А после мою вместе с Иришкой посуду, а сам на трубку, лежащую рядом, поглядываю.

Малышка в цветастом фартучке стоит на стульчике. С серьезным видом трет каждую тарелку мочалкой. Потом подставляет под струю воды и тщательно проводит ладошкой по всей поверхности. Отдает мне. Я вытираю и ставлю на полку.

Борька, наш с Ниной великовозрастный оболтус, сидит напротив, вытянув ноги. Рассказывает мне про доклад о Сталинградской битве, а сам на телефон поглядывает. Тоже себе места не находит.

И когда мобилка взрывается трелью, а на экране высвечивается «Любимая моя», каждый из нас подрывается с места.

Подхватываю трубку.

– Ты где ходишь, любимая? – смеясь, выдыхаю в трубку.

И оторопело слушаю Манин голос. Она рыдает и причитает, будто умер кто.

– Погоди, ничего не понимаю, – рявкаю я и ухожу в нашу с Ниной спальню. – Боря, с сестрой останься, – пресекаю попытки сына пойти следом. – Маня, говори. Я слушаю, – рявкаю, не сдерживаясь.

– Коля, миленький! Я не знаю, что делать? – рыдает она в трубку. – Нина пропала.

– Вы там перепились в хлам, что ли? – тяну растерянно. Больше ничего не приходит в голову. С хера ли мне Маня звонит? – Нине трубку дай, – требую сердито.

– Коля! Ты слышишь меня?! Нина пропала! Нет нигде! Полиция тут все прошерстила! Сумку ее и шубу нашли в туалете торгового центра, а ее самой нет, – рыдает в трубку подруга жены.

– Что значит – пропала? – переспрашиваю обалдело. Моя Нина? Это невозможно! Глупый розыгрыш, наверное… – Я приеду… первым же рейсом, – роняю глухо. Опускаюсь на кровать, на которой сегодня утром мы с женой занимались любовью.

Украли? Кто и зачем? С моей стороны точно не могло прилететь. Девяностые закончились. Да и в разработке сейчас отморозков нет. Все тихо и спокойно. Решаемо.

Нина моя… Где же ты?

Чернеет в глазах от ужаса. Как пеленой накрывает. Что я теперь скажу детям? Не уберег! Отпустил, хотя печенкой чувствовал опасность.

Зажав в руке мобилку, тру лоб от отчаяния и бессилия. Что теперь делать? Я даже сообразить не могу.

– Пап, – протискивается в комнату Борька. За ним хвостиком плетется Ирочка. – Пап, что-то с мамой? – смаргивает слезы сын. А в глазах застыл ужас.

Ируська шмыгает носом и, уткнувшись мне в грудь, как слепой котенок, плачет навзрыд. Рядом плюхается Борька.

– Папа, скажи, что это неправда! Так не бывает. Мама… Она же к нам вернется? – лоб сына касается моего плеча.

Одной рукой сгребаю Борьку, другой – Ируську.

– Так, команда, не раскисать, – приказываю, придавая голосу уверенности. – Сейчас надо действовать быстро. Каждая минута дорога. Вы занимаетесь своими делами и ложитесь спать. Если я вдруг не вернусь к утру, Боря, отведешь сестру в сад. И сам не вздумай прогуливать школу.

– А ты? – робко смотрит на меня сын.