– Мне нужен не доступ, – заупрямилась она, – а видимость законности.

– Законности, облеченной в форму твоего содействия Бостонскому полицейскому управлению?

Дурацкий вопрос, разве она сказала не то же самое? Гретхен демонстративно повернулась к Шонесси:

– Пару дней.

Детектив смерил ее с ног до головы изучающим взглядом и покосился на застывшую у нее за спиной Маркони.

– Идет.

Победа! Сладостно опьяняющая победа расцвела и тут же увяла, когда Шонесси ткнул в Гретхен пухлым пальцем.

– Я приставлю к тебе «няньку».

Тихий стон одновременно сорвался с губ Маркони и Гретхен, правда Гретхен хватило приличия подавить свой в зародыше.

– Напрасная трата средств, – отмахнулась она, понимая, что возражать бесполезно.

Шонесси, наслаждаясь ее замешательством, расплылся в плотоядной ухмылке:

– Ничего, выдюжим. Ты всегда так печешься о нашем… – он с видимым удовольствием покрутил на языке замысловатую фразу, – дефицитном и урезанном бюджете.

Гретхен отклонилась назад:

– А с чего ты взял, что я ее не прикончу?

На лице Шонесси, как и предполагала Гретхен, появилась тупая, самодовольная улыбка.

– Она положит тебя на обе лопатки.

С отточенной годами томностью Гретхен оценивающе скользнула глазами по телу Маркони сначала вверх, потом вниз и пожала плечами:

– Пусть попытается. Я не против.

Маркони приподняла брови, но ничего не сказала. Гретхен недовольно поморщилась: она обожала словесные перепалки.

– Пару дней, Грета, – предупредил ее Шонесси, и в его голосе промелькнули нотки совершенно несвойственной ему жалости. – Пару дней – и баста.

– Мне хватит, – спокойно отозвалась Гретхен, любуясь Маркони.

После вырвавшегося ненароком стона та будто окаменела.

– Да поможет нам Бог, – пробормотал Шонесси.

Грозно щелкнув пальцами, словно о чем-то предупреждая, – но кого и о чем, осталось для Гретхен тайной, покрытой мраком, – он вышел, не попрощавшись.

– Сильно, – проворчала Гретхен. – Цирк с конями.

Маркони довольно фыркнула.

– Шонесси, что с него взять, верно?

«Любопытно». Маркони втирается к ней в доверие? Гретхен давно уяснила, что общий враг или общее разочарование превосходно сплачивают людей. Она и сама неоднократно прибегала к подобной тактике.

– Нам нужны материалы по делу Кент.

– Я тебя предупреждала… – качнулась на каблуках Маркони.

– Помню, помню, – перебила ее Гретхен, устремляясь в гостиную. – Еще нам надо потолковать с Ридом Кентом.

Ее взгляд уперся в диван, на котором раскинулось безжизненное тело Лены. Само по себе насилие Гретхен никогда не прельщало: лично она предпочитала расправляться с врагами, растаптывая их чувства и сражая наповал острым, как бритва, интеллектом. Однако мрачный антураж насильственной смерти манил ее необычайно. Вывернутые конечности, пустые глаза, выпотрошенная плоть, сломанные кости…

– А он ведь не шутил, да? – прошелестела Маркони у нее за плечом. – Ты и вправду социопат.

Оторвавшись от созерцания разметавшихся рук Лены, Гретхен бросилась к двери:

– Ты и понятия не имеешь, что это слово значит или что я из себя представляю.

– Так объясни мне, – фыркнула Маркони, устремляясь за ней.

– Мне за это не платят.

Пора завязывать с просвещением Маркони, иначе Гретхен точно заскучает и выкинет какой-нибудь дурацкий и совершенно непредсказуемый фортель. Лучше пресечь это поползновение на корню и избежать таким образом тяжелых последствий. Досадно, конечно, что ни одна живая душа не способна по достоинству оценить ее потуги держать в узде свой строптивый нрав. Ведь даже не склонные к насилию социопаты порой закусывают удила так, что людям, не привычным к их чудачествам, небо с овчинку кажется.