– Бояться, наверное, стоит ему.

– Не могу поспорить.

Инесс рассмеялась, толкнув меня плечом, и я почти рухнул на землю. Ее смех был таким искренним, проникая в глубокие затворы души. Мы просидели у скалы почти час, прежде чем телефон Инесс зазвонил, и девушка поменялась в лице.

– Мама, – прошептала она, глазами полных паники.

Инесс

Когда Тристан оставил меня у библиотеки, со всех сил ринулась к заднему выходу. Сделала глубокий вдох, причесала волосы, и вошла в прохладное книжное помещение. Баро стоял рядом с библиотекаршей. Синьора Тинер была бабушкой той девушки, которую я встретила в первый день.

– Но вам нельзя сюда! – завопила женщина, Поправив круглые очки на переносице, – Библиотека закрыта.

– Но как?

И правда, как? Мы с Тристаном занимались сегодня здесь.

– Синьор, не вынуждайте меня применять силу и звать на помощь, – синьора вышла из своего стола и скрестила руки на груди, готовясь к атаке, – Просьба нашего спонсора. На момент его присутствия не впускать никого, поймите же!

– Баро, – показавшись, направляясь к телохранителю, – Я свободна. Идем.

– Синьора, – улыбнулась библиотекарше, – До скорой встречи.

– Пока милая, – кивнула женщина, смотря на меня своими теплыми зелеными глазами, – Тристан ушел?

Баро нахмурился.

Вот же дерьмо.

– Тристан? – недоумевал он.

– Мы пошли, – проигнорировав вопрос, толкнула Баро вон из книжного.

– Ваша мама в ярости, – начал тараторить он.

Баро работал у нас с недавних пор. Маме он тут же присмотрелся, поэтому она приставила его ко мне. Помимо того, что Баро охранял меня, парень доносил каждый мой шаг, за что хотелось иногда его придушить.

– Я знаю, – села в автомобиль и надела наушники, не желая продолжать разговор.

Несколько минут назад мама звонила мне. Она пришла бы в еще большую ярость, если бы я не подняла трубку, поэтому пришлось отвечать на звонок, пока Тристан молча ел рыбу, чтобы не спалиться.

– Инесс Конселло! Ты сейчас же идешь домой, – этот крик все еще звенел в ушах.

Сердце отбивало неровный ритм, когда увидела, как мама ждет меня у порога особняка, в своем любимом стиле; строгий белый костюм и туфли на шпильках. Исключительно черные.

И сколько бы не пыталась доказывать себе обратное, я зависела от мнения мамы, делая то, что она скажет. Я жила возведенными ею правилами, даже если задыхалась в них.

Я всего лишь бесформенная глина, из которой Кристиана Конселло могла делать, что хотела.

Вышла из машины, прижимая к себе книги и шоппер. Дойдя до крыльца, встала напротив мамы. Она окинула меня осуждающим взглядом, остановившись на гольфах, и зашла домой, едва кивнув. Это означало идти за ней.

В особняке застыла грубейшая тишина. Я не помнила, когда в последний раз чувствовала теплоту и уют в этих стенах. Они всегда казались серыми и удушающими. Даже смех. Даже смех мерк на фоне всей пустоты. Мама открыла передо мной дверь папиного кабинета, и я переступила порог, после чего услышала за собой хлопок.

– Что стряслось? – оставила книги и вещи на рабочий стол, пустующий со времен папиной болезни.

– Вот, – на лакированную поверхность был кинут айпад, воспроизводящий не очень приятную картину.

Из тысячи голосов, свистов и музыки я была на вершине. Танцевала на внедорожнике, двигаясь в бессовестно короткой мини-юбке. Я была бесподобна, но сказать это означало верную смерть.

– В тот вечер ты должна была быть с Валентином, – она нависла над моей душой как ангел смерти, готовая утянуть своей косой в подземное царство.

– Я и…

– Не ври мне! – от крика я вздрогнула.

Подняла взор с планшета и заглянула в карие глаза. Мы были похожи с мамой в этом. У нас были невероятно карие глаза, цвета темного шоколада.