В колонии Лёха и приобрел свою звучную «погремуху» — Змей. Умел за себя постоять, никого не боялся, да и внешностью обладал видной, от того и прилепили ему погоняло. Змей в мифологии — воплощение силы и мощи, а еще и искуситель, и Лёха вполне соответствовал всем этим качествам, девчата по нему сохли постоянно.

Вышел по УДО, переехал жить к деду. К его удивлению, Лилька в то лето гостила там же, у бабушки, и сама подкатила, типа, нравишься давно мне, давай встречаться. На седьмом небе парень был, боготворил свою зазнобу, подарками осыпал, да по глупости своей опять влип, со старыми же знакомыми.

На воле продержался недолго, до дня совершеннолетия не дотянул всего-то три месяца, и попал в СИЗО уже по более серьезной статье. Впаяли шесть лет за вооруженный грабеж с тяжкими телесными нанесениями. Виктор на суде бросил Лёхе единственную фразу — ты мне не сын. В тот день отца у парня не стало по-настоящему для него. Нет, не умер, но было сродни этому.

В восемнадцать Змея перевели уже во взрослую колонию, вернулся в родные края, в Забайкалье, остаток срока отбывал до звонка на зоне, где начальствовал Дубцов. Кум относился ко всем ровно, конфликтов с заключенными не имел, но его всё равно недолюбливали. Уж больно суровым он был мужиком, спуску не давал никому, на лесоповал гнал всех, невзирая ни на болезнь, ни на статусы.

Лично с ним тогда Лёха не сталкивался, но наслышан был о нраве начальника колонии. После освобождения узнал, что Лили больше нет. Ребенка она его носила, всё ждала, когда он выйдет, писать не решалась, нашептала подружка, мол, зачем она Лёхе, забыл он о ней давно. Умерла родами вместе с малышом, осложнения были серьезные.

В тот год появилась на Лёхином плече знаменательная татуировка — плачущий ангел. Как напоминание о том, что не уберёг самых близких людей. Не был рядом. Позволил смерти забрать их…

***

— Где моя дочь?

Данилыч не подал виду, как его разозлило бурное, словно ураган, вторжение в дом троих мужчин в форме. Сашка, участковый, во дворе появился последним, держа на поводке огромную овчарку — этого красавца привлекали к поискам беглых преступников всякий раз, когда возникала в том нужда. Собак Илья любил, пожалуй, даже больше, чем людей. Хвостатые куда преданнее, и не столь коварные, чем двуногие.

И вот сейчас в голове так и вертелось услышанное где-то «нет, кто вам сказал, что я не люблю людей? Я просто не люблю, когда они дышат… Или говорят… Или шевелятся.»

— И вам доброго здравия. — чуть улыбнулся старик, пытливо взглянув на человека с морщинистым лицом, одетого в камуфляж. — простите за грубость, но Вашу дочь искать следует точно не здесь.

Дубцов шагнул к дерзкому седовласому хозяину усадьбы, в глазах его читалось обещание скорой расправы. Но Данилыч не дрогнул, и не таких субъектов повидал за свой век. Бывало, в чеченских горах встречались настоящие звери в людском обличье, те заживо резали русских солдат, кожу с них сдирали, на ремни рвали, так что полковника он не боялся.

Вот он, стало быть, каков, Дусин отец. Суров мужик, сразу чувствуется, нелегко приходилось девчонке. И теперь еще понятнее становилось желание её сбежать. Стойкая неприязнь сразу охватила Илью, по отношению к Дубцову, ну, хоть убей, не мог он побороть её.

— А где же она? Где её искать, если не здесь?! — гаркнул зычно полковник, схватив деда за воротник рубашки.

— Руки-то убери, чай, не при НКВД живём, чтобы на мирных граждан кидаться, как пёс цепной. — невозмутимо осадил Данилыч, и дернулся из хватки. — к тому веду, что здесь ты дочь не найдёшь, мил человек, так как не ведомо мне, кто она. Отродясь тут женщин не было, только мы с Дозором кукуем одинешеньки. А чего случилось-то, расскажите.