С голым торсом, в тренировочных, Стефан проходил по мусору, как герой фантастического романа. Он был необыкновенно хорошо сложен. Олимпиец, древнегреческий бегун, с осанкой человека, заключившего с богами сделку. Длинная шея, высокая талия, мощные ноги с выраженной дугой бедренных мышц, никаких тяжёлых, сковывающих следов от гантелей и штанги. Античная конституция, одновременно воспетая и соратниками и женщинами, но современную спортивную специализацию которой определить трудно. Разве что лёгкая атлетика. После Кузнеца Стефан, объявив себя «правильным мужиком» и с поддержкой нашей жуликоватой братии, стал завхозом.

Тут есть некоторые нюансы, и я позволю себе сделать маленькое отступление. Так сказать, «рамсонуть» «по жизни». Во-первых: «правильный мужик» – это местная нелепая формулировка, некая политкорректность и двойной стандарт. Остальные, мол, неправильные мужики, то есть черти. Не хочешь быть чёртом, сдавай на общак и виляй хвостом/ будешь «правильным мужиком». Во-вторых: занять такую козлиную должность, как завхоз, безопасней всего, конечно, с поддержкой братвы, и для этого также предусмотрен своего рода политический компромисс: такой ставленник братвы, собственно, и не козёл. Я не знаю, кто он, но хороший (правильный козёл – ха, ха), выдвинутый в административные шестёрки, чтобы облегчить жизнь братве. И, в-третьих: по закону блатной не может «спрыгнуть», то есть самовольно стать «мужиком», а уж тем более «козлом», он может быть только «выбит» (слово само за себя говорит), поэтому Стефан и оказался, ко всеобщему изумлению «преисподней», «правильным мужиком». Всё это, конечно, «для прихожан». Чушь собачья. Просто кучка людей держала власть и расставляла своих на ключевые посты.

Ну, так вот. Ночью, под редкий скрип кроватей и угасающие разговоры по проходнякам, я лежал на своей «пальме» и слышал странные шумы, исходящие из телевизионки. Что-то со свистом рассекало воздух, доносились тяжёлое дыхание и шарканье ног. Это был Стефан. Ночами в одиночестве он занимался каким-то видом восточного единоборства, крутил каты, работал с ноучаками, бился с тенью. Получалось здорово, эффектно, и все восхищённо признавали его мастерство. Он считался незаурядным бойцом, хотя о реальных боях в его «послужном списке» я, например, ничего не знаю. Пепс, к тому времени фигура одиозная, тоже входил в разряд оных, с той, правда, разницей, что, в отличие от Стефана, уже успел поучаствовать в нескольких настоящих драках. Их спарринг рано или поздно должен был состояться. И он состоялся, в той же телевизионке, причём я присутствовал при этом со сладким и гордым предвкушением того, что сейчас мой друг Пепс выбьет пыль из этого надменного танцора и покажет всем наглядно, что бой с тенью – это бой за дутую репутацию.

Но происходило нечто для меня неожиданное. Стефан бешено крутил ногами, красиво выполнял все эти восточные вертушки, мельницы, развороты, с совершенно невозможной амплитудой движения, нагнал такого ветра, что мог бы затушить вокруг себя свечки в радиусе трёх метров. А Пепс ходил. Отходил, уклонялся, кланялся, как китайский официант, и делал вид, что не может его достать. Как говорят в боксе, «отбегал все раунды». Так и кончилось. Вроде как на равных. Стефан самодовольно похлопал Пепса по плечу и ушёл по своим важным делам. Я стоял поражённый и обескураженный, не зная, что и думать.

– Что это было? Ты чё его не срубил?

Пепс застенчиво мялся и расплывался в широкой и хитрой улыбочке.

– Да зачем? Пусть себе думает, а то расстроится, обидится.

– Ну ты и пидор.