Они пошли в ТРЦ у метро, разглядывая прохожих, переглядываясь, когда их замечали парни или моложавые самцы. Особенно смешило удивление и непонимание на их лицах, охотники привыкли видеть товар лицом, а не в плотной обертке. И все же Мэй подмечала что-то недоброе во многих лицах, какое-то неосознанное, не определившееся зло, вырывающееся из глаз и рта черным светом.

«Это точно безумие», – думала Мэй, тайком заглянув Альфире в глаза. Мэй выдохнула, Альфа вела себя как обычно: улыбалась, смущалась от взглядов, удивлялась, не понимая намеков.

– Жалко Юли нет, и ребята разбежались, – вздохнула Альфира, оглядываясь на парк. – Лучше бы мы.

Она запнулась, и поток слез вырвался из нее. Альфира зарыдала, едва устояв на ногах. Мэй обняла ее, крепко прижала к себе, ничего не говоря, принимая вырвавшуюся боль грядущего на себя. Она заметила, что оберег горит, ярко и жарко, просвечивая сквозь ткань. И вдруг стало темно. Мэй зажмурилась, она не хотела видеть, как могла, отгоняла от себя наваждение. Голова пульсировала, готовая взорваться.

В следующий миг Мэй очнулась в кафе. Альфира медленно пила кофе, кружка Мэй была пуста. Официант принес две красивые вазочки с мороженым и слабосоленую рыбу. Мэй некоторое время смотрела на нее, потом вспомнила, что сама заказала.

– Это безумие, только не у нас, – Альфира принялась за мороженое, продолжая пить горячий кофе. – Прости, у меня случилась истерика. Мои говорят, что у меня так постоянно, и мне пора лечиться.

– Нормально все с тобой, сами пусть лечатся, – Мэй ехидно улыбнулась, Альфира засмеялась, подавившись мороженым и измазав очки ложкой.

– Альфа, учись есть как леди.

– Не хочу, а то со смеху помру. Я уже пробовала, с Юлькой этикет изучали. Ну, ролики смотрели, потом важно сидели за столом.

– Учись-учись, очень пригодится в жизни, – Мэй строго посмотрела на нее. Альфира вздохнула и напряглась, получалось правильно, но очень смешно из-за сдвинутых к переносице бровей и очень серьезного взгляда. Мэй еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

Праздник спорта, лета и еще, черт его знает чего, перенесли в Лужники. Видимо, что-то магическое и правильное было в этом месте. Не зря же здесь проходили все последние молодежные форумы, представлявшие собой в основном концерт верных музыкантов и выступление хедлайнера, уже избранного Богом, но пока не было до конца понятно каким. Бесчисленные кордоны охраны, напоминавшие линии окружения, не хватало бункеров и пулеметов, от флагов болели глаза, и от зацикленного ролика на всех экранах сразу, но запаздывающего на доли секунды, из-за чего звук становился потусторонним, а картинка двоилась и троилась, становилось тяжело дышать. Толпы молодежи, одетой в одинаковую одежду, все в кепках, с красными губами и блестящими, будто бы после пары банок коктейля, глазами.

Юля терпеть не могла подобные мероприятия, чувствуя себя здесь бесконечно малой точкой в этом хаосе непонятного и странного веселья. Она и так была на вид слишком маленькой, поэтому охрана долго и придирчиво проверяла ее паспорт, пропуск и приглашение. Не помогал даже тренер, его слушать не стали, а просто поставили в другую очередь, назло выпотрошив всю сумку и заставив снять ремень, часы, посчитать мелочь и прочие мелкие унижения, доступные маленькому человеку, получившему на время власть над другими людьми. Пройдя четыре поста охраны, они спрятались в сквере перед Центром единоборств и силы, или как-то так назвали отремонтированный корпус. Из сквера не было видно кричащих плакатов, музыка и голос диктора, то ли мужской, то ли женский, кружил где-то в стороне.