, но ограничился лишь тем, что избрал из своей среды новую комиссию для проверки произведенного следствия. В эту комиссию вошли: гр. Ливен, ген.-ад. Балашов, кн. Салтыков, Баранов, Болгарский, Лавров, гр. Головкин, ген.-адъют. гр. Ламберт и Бороздин. Эта комиссия, в свою очередь, ограничилась лишь тем, что, ознакомившись со всеми документами, относящимися к делу, предложила каждому из подсудимых удостоверить своей подписью его показания и очные ставки. Многие из подсудимых не поняли даже, что над ними совершается суд, и предполагали, что они допрашиваются лишь той же Следственной комиссией, но в другом составе. К 10-му июня эта комиссия закончила свою работу, и Верховный суд избрал новую комиссию (гр. Толстой, ген.-адъют. Васильчиков, Сперанский, гр. Кутайсов, Баранов, Энгель, Кушников, бар. Строганов, ген.-ад. Комаровский) для распределения виновных по разрядам и для назначения каждому разряду степени наказания. Все виновные были разделены на 11 разрядов. Первый разряд (31 чел.) был приговорен к смертной казни отсечением головы; остальные – к различным наказаниям, начиная от вечной каторги до отдачи в солдаты с выслугой. Пять главных виновных: Пестель, Рылеев, С. Муравьев-Апостол, Мих. Бестужев-Рюмин и Каховский были поставлены вне разрядов и приговорены к мучительной казни четвертованием. Доклад о приговоре, составленный Сперанским, Казадаевым и Бороздиным, был представлен 9 июля государю, который указом 10 июля даровал жизнь преступникам первого разряда, смягчил всем разрядам степень наказания (дальнейшее смягчение последовало через месяц после этого по случаю коронации), а поставленных вне разряда предал «решению Верховного уголовного суда и тому окончательному постановлению, какое о них в сем суде состоится». В этот же день он писал императрице-матери: «Ужасный день настал, милая матушка, и, согласно вашего приказания, я сообщаю вам о происшедшем. Сегодня я получил доклад Верховного суда, составленный кратко, и он дал мне возможность, кроме пяти человек, воспользоваться данным мне правом немного убавить степень наказания. Я отстраняю от себя всякий смертный приговор, а участь пяти наиболее жалких предоставляю решению суда». Суд приговорил их к повешению. Есть известие, что Николай Павлович, узнав об этом, заметил, что офицеров не вешают, но расстреливают, но на этом позорном виде казни настоял Бенкендорф. В ночь на 13 июля на валу кронверка Петропавловской крепости приговор над осужденными был приведен в исполнение[34].

Вскоре после этого двор начал готовиться к коронации и переселился в Москву[35]. В половине августа здесь собралось все царское семейство: совершенно неожиданно прибыл 14 августа цесаревич Константин Павлович, до этого времени упорно отказывавшийся покинуть Варшаву. Приезд его очень обрадовал государя. Цесаревич оставался вплоть до коронации. Коронация состоялась 22 августа. В этот день был обнародован манифест о назначении вел. кн. Михаила Павловича, на случай смерти императора, правителем государства до совершеннолетия наследника. 23 августа цесаревич Константин Павлович выехал в Варшаву; государь к 6 октября вернулся в Петербург.

Новое правительство

Постараемся теперь дать себе отчет в том, какое же значение могли иметь события 14-го декабря для последующего времени, и прежде всего для правительственной деятельности николаевского царствования.

Первое, что приходится здесь отметить, это то, что 14 декабря Николаю, до сих пор стоявшему несколько в стороне от течения государственной жизни, пришлось выступить защитником определенного государственного порядка. 14-е декабря было, прежде всего, борьбой против определенного политического строя. Этот строй сложился издавна, рос и креп в течение XVII и XVIII веков, а со второй половины XVIII века стал подвергаться колебаниям. В кратковременное царствование императора Павла была сделана попытка реставрировать абсолютную монархию, очистив ее и от «вольного духа», и от самоволия сильных мира сего, и провозгласить абсолютизм как единственно мыслимый принцип русской государственной жизни. Уродливые проявления этого принципа в павловское царствование привели лишь к новым, и на этот раз более сильным его колебаниям – то в сторону преобразования в духе либерального конституционализма, то в сторону упрочения абсолютной монархии. До самого конца александровского царствования, даже во вторую половину его, носившую определенно реакционный характер, абсолютизм оставался, однако, скорее лишь известного рода фактом, к которому допустимо было различное отношение. Теперь в лице Николая выступал вполне определенный защитник абсолютной монархии, и 14 декабря этот порядок как бы получил высшую санкцию. В свое время император Александр, узнав о зревших замыслах тайных обществ, сказал, что не ему их осуждать, так как сам он повинен в этих увлечениях. Великий князь Николай никогда в подобных увлечениях повинен не был; конституционализм и либерализм всегда были чужды его мышлению. 14 декабря 1825 г. он победил своих политических противников, и консервативная программа, получившая свою принципиальную формулировку еще в 1811 г. в «Записке о древней и новой России» Карамзина, становится теперь окончательно единственно приемлемым для правительства принципом. Отныне все преобразования, поскольку они будут носить на себе окраску конституционализма, заранее будут провозглашаемы как неприемлемые, как бы ни была очевидна их практическая необходимость.