Без рубахи трудится, явив моему взору красивое мускулистое тело. Бывают же мужики! И Судислав такой, только еще красивше!
А мне достался мелкий да дохлый…
Надо будет на капище сходить, богам подношение отнести. И попросить, что б избавили от постылого жениха. Уж лучше вообще не замужем, чем с таким мужем!
Глядишь, боги смилуются, что-нибудь случится, и свадьбы не будет…
ГЛАВА 3
Жестоки боги, и нет в них жалости. Подношения приняли, а свадьбу не отменили. Настал этот день, ровно через две недели после сговора.
…Гости пируют чуть ли не с утра, а я сижу в своей светелке. В красном сарафане, и со свадебным обручем на голове, удерживающим распущенные волосы. С подружками, оплакивающими мою молодость и свободу.
Подруг у меня нет – всю жизнь с мальцами да мужиками. Но, девки пришли, по велению матушки-княгини. И вот – песни поют, да рожи корчат печальные – будто сочувствуют. Но я вижу и слышу, как они, втихомолку, хихикают надо мной, и моим никакущим женихом.
Сарафан я вроде как сама сшила, за две недели – так положено. Но шила его Айка – не могу я с иголкой управляться, все пальцы исколола…
Девки маются – скучно им со мной сидеть, да песни печальные петь, хотят побыстрее к свадебному столу да к веселью. Однако, княгиню ослушаться не смеют, и покорно тоскуют со мной.
Айка принесла мне пирога – я сегодня ничего не ела. Но и пирог не стала – не лезет кусок в горло.
Девки от скуки страдают, а я… За эти две недели много всего случилось.
На следующий день после возвращения из похода, вернее на следующий вечер, когда я уже спать укладывалась, Айка приносит весточку – Судислав ждет меня в овине.
Вскакиваю, и мечусь по светелке.
– Ой, надо причесаться! Косу заплести, или пусть так? Айка, где сарафан новый?
Некогда наряжаться и заплетаться! Ноги так и несут к двери! С распущенными волосами, с накинутым на рубаху платком, с бьющимся, как у мыши сердцем, выбегаю из светелки. Только бы матушка не увидела! Айка сказала, что княгиня не спит.
Бегу по тихим, сонным залам и коридором княжеских хором, потом по темному двору, выскакиваю через калитку в огород…Вот и овин, чернеет большой грудой на фоне беззвездного, из-за туч, неба.
Судиша неожиданно появляется из темноты – ждал возле овина.
– Пришла! – бормочет шепотом, и хватает меня в объятия. А я обнимаю его за шею. Высок ростом мой ладушка – мне, богатырше, здоровой да большой, приходиться на персточки вставать, что б его за шею обхватить!
А уж как силен! Задыхаюсь в крепких руках, да и рада тому, задохнуться от ласк Судишиных!
– Любушка моя! – продолжает шептать княжич. Гладит, тискает, мнет мое тело, словно цветок… И ловит жарким ртом мои губы.
Млею от горячих ласк, от сладких поцелуев… Голова кружится, как от хмельного меда… Ноги подкашиваются, и если бы не ладони княжича, упала бы на траву…
– Богдана! – вклинивается в мою затуманенную счастьем голову женский голос.
Что? Откуда тут Айка?
– Богданка! Княгиня из покоев вышла, по терему ходит! Как бы не стала тебя искать!
Словно ледяной водой окатила!
Выпутываюсь из рук княжича, хоть он и пытается удержать. Даже оттолкнуть пришлось.
– Да что тебе княгиня, любушка? – нетерпеливо произносит Судислав – Не пойдет она к тебе!
– В другой раз свидимся, княжич! – бормочу я, и иду, было, за Айкой, но Судяша хватает за руку.
– Постой!
– Княгиня по мою душу не спит! – горестно произношу я – Воротится надо, соколик мой ясный! И у меня горе будет, и у тебя, если увидят нас вместе в такой час!
Судислав снова притягивает меня к себе, снова прижимает, снова целует. Сладко… Млевно…
В моей голове мелькает мысль – ежели нам с княжичем сбежать?