Фразы одна за другой появляются на экране. Я копирую эти слова Шатунович, интересно, что она скажет.

– Амбициозная куколка, – отвечает та.

Все следующие дни мы так и общаемся втроем. То есть общаемся через меня. Ника мне что-то присылает, а я отправляю Шатунович, пока та не говорит, как ее достали мои поклонницы.

Она пишет:

– Если бы ты мог быть таким же настойчивым, как эта девка – ты давно бы сделал себе карьеру.

Она приводит Нику в пример:

– С таким напором место главного редактора тебе было бы обеспечено.

Она отправляет ссылку на какой-то залихватский сайт, где с помощью умелых манипуляций мышкой можно срывать одежду с известных голливудских актрис. Конечно же, это фотомонтаж.

Подтянутые сиськи. Молодые тела, вырезанные из дешевого порно.

Ложь от начала и до конца, как почти все, что мы видим на экране. Или на журнальных страницах.

Это она так издевается.

– Издеваешься? – пишу и по ошибке отправляю Нике в соседнее окно.

Но Ника невозмутима.

– Почему? – отвечает она. – Вполне серьезно, хочу попробовать.

Бесполезно объяснять, что сообщение попало к ней случайно.

«Случайностей не бывает», – это тоже из ее словаря.

Сдаюсь и говорю, что можем встретиться на обеде в редакции.

В ответ она присылает открытку с покемонами и шутливое аудиоприветствие: «We Don’t Play Guitars» группы Chicks on Speed.

Внутри полиэтиленового отсыревшего пакета проступают очертания смятых одноразовых тарелок, фольги из-под шоколада и слипшихся пакетиков чая Brookbond.

– Этот точно не наш! – говорит Кеша Незлобин и отправляет пакет в соседний помойный бак.

Он запыхался. Пот течет с его лица на футболку Joy Division. По краям блестящей лысины висят пряди спутавшихся волос. Если смотреть близко, то заметно: он подкрашивает их, чтобы скрыть седину.

Я нагибаюсь и достаю следующий осклизлый пакет с арбузными корками и пустой кофейной банкой. Держу его брезгливо двумя пальцами как можно дальше от лица, чтобы не ощущать ужасную кислую вонь. Кеша пристально вглядывается в содержимое, просвечивающее сквозь пластик.

– Мы не пьем такой кофе!

И пакет летит в контейнер.

Мы находимся во дворе бизнес-центра. Десятки офисных окон пялятся на нас – двоих редакторов музыкального журнала «Дилэй», которые копаются в общественной помойке, как заправские бомжи.

Вот о чем было бы интересно рассказать Ульяне.

Мы разглядываем чужие порванные бумаги. Счета-фактуры и прошлогодние рекламные проспекты. Наши лица обдает тошнотворным запахом гниющих объедков. Копаясь в помойных баках, вглядываясь в прозрачный пластик, мы видим в срезе всю офисную жизнь.

– Это «Трон», – указывает Кеша на пакет с пачками из-под сока и пустыми бутылками. – Вчера был день рождения их директора.

Цветная фольга.

Коробки из-под пирожных.

– Это «ПреПринт», – говорю я, показывая на обрезки типографской продукции и пробные распечатки.

Буклеты.

Одноразовые тарелки, запачканные кетчупом.

– Это «ГримСервис», – говорит Кеша и указывает на коробку из-под ксерокса.

Порезанная документация.

Чьи-то нелепые рисунки на полях брошюр.

– А вот это, – он с восторгом вытаскивает пакет, сквозь который виднеются очертания пустых пивных банок, – Володи – дизайнера со второго этажа.

Окурки.

Смятые пачки.

Все что угодно, кроме нужного нам документа.

Об этом, пожалуй, не станут рассказывать на лекциях по журналистике. Там не говорят, что будет, если социальная реклама по заказу спонсоров, Комитета по делам молодежи, не попадает в текущий номер.

Не рассказывают, как реагировать, если менеджер по рекламе Женич Кимельман прибегает взъерошенный, размахивая журналом, со словами: «Вы все проебали!», и при этом ясно как день, что проебал он сам.