Только Захар не был похож на психа, напротив, он походил на большого, доброго олимпийского бога; – было в нём что-то греческо-кавказское. При взгляде на него хотелось взять в одну руку высокий узкий стакан с жёлтым, терпким вином, а в другую шампур с источающим аромат дыма шашлыком, встать у стола во весь рост и произносить бесконечный тост. Ему-бы стать лысым блондином, был-бы вылитый Бахус. Говорил Захар значительно и вальяжно.

– Галка с детёнышами в зоопарке, так что отдыхаем. Что новенького? —

– Не знаю, – Ник пожал плечами, – Пару разочарований… Ничего серьёзного. —

К разочарованиям Ника друзья привыкли, и не воспринимали драматично.

– Надеюсь, не в смысле жизни? – равнодушно поинтересовался Захар, – что делать будем? Надо пользоваться свободой. —

– Смысл жизни? А он есть? —

– Ну… пива попить… —

– Пошёл ты… Понимаешь, давеча открыл пару книжек, и – вот… —

Захар попытался издать стон. Было жарко, стон не получился.

– Чехова, – безжалостно продолжал Ник, – Джеймса Джойса. Полное удивление. —

Захар лениво кивнул, – Джойс – понятно. Заумный дяденька. А Антон Павлович – что? —

– Джойс как раз непонятно. А вот Чехов… Новое издание приобрёл недавно. За ради удовольствие получить. Ну там «Хамелеон», «Налим», «Землемер», понимаешь. И что? что я увидел?! —

– Издание оказалось на идиш, – понимающе кивнул Захар, – а ты, понимаешь, подзабыл. —

– Нет. Там был совсем другой Чехов. Не тот, который «Каштанка», «Мальчики» и прочее. Не хрестоматийный, какой-то другой. Полный негатив. Ощущение – знаешь – как земля из-под ног ушла. Что-то вроде рассказов Горького. Физиология, натурализм, упадничество… И никакого позитива. – Ник задумался.

– Это конечно… угнетает, – согласился Захар, – Только ведь есть Чехов-Чехонте, и есть Чехов-драматург, трагик. Естественно, со школьной скамьи нам насаждали позитивное восприятие мира, ну там – мы наш, мы новый мир построим. Короче, прекращай ныть, всё ещё впереди. А что – Джойс? —

– «Улисс» – уточнил Ник, – вообще-то он мне в руки в первый раз попался, всё не доводилось как-то. Представление какое-то было, конечно. По отзывам… Хемингуэй, Фицджеральд… критики какие-то… —

– И какое представление? —

Ник покрутил рукой, – Знаешь, что-то безумно сложное и интересное, вот… —

– И? —

– И интереса хватило на одну страницу. Настроился, понимаешь, там – Кафка, Майринк, Голдинг… И ничего не понимаю… То-есть, о чём речь – просто до тупого. Но ведь ждал библейских откровений, всё-таки Хемингуэй, прочие – полный восторг! И – вот. Тупые неопрятные герои – непонятно кто – ведут пустой разговор на уровне – знаешь – дворовые бабушки… А смысл ускользает, ощущение – вот оно, ухватил, а оно махнуло хвостом, вырвалось из рук, и опять бредёшь на ощупь, шаришь меж холодными, невидимыми камнями, и только вода меж пальцев струится. Страниц шесть я ещё пережевал – просто из упрямства, Хемингуэй, всё-таки… Больше не вынес. —

– Не вынесла душа поэта, – кивнул Захар, – В общем-то, что удивительного? Это тебе не «Колобок», книжка для взрослых. А на вкус и цвет… —

– Дело не в этом, – махнул Ник, – но ведь есть самые общие критерии. Цельность сюжета, психологические характеристики… —

– Ужас… – кивнул Захар – только умоляю – не говори красиво. Всё-таки главное в опусе – будь то Шекспир, Гоголь, Булгаков или Адамов с Хаггардом – чтоб было интересно. —

– Да, – возопил Ник – Но этого как раз я у Джойса и не нашёл! Одна земля, по которой ходят. В плоскости. И скрытые смыслы за углами. —

– Ну и успокойся. Подумаешь, армагеддон! За пивом пойдёшь? —

– Приземлённый ты какой-то. —

– Тем и интересен. —