Ник Ботаник Андрей Вичурин
От автора.
Эта книга – не продолжение цикла "Шесть байт творения", а всего лишь еще один взгляд постороннего наблюдателя на события до и во время "Исхода". Хотя Вам и встретятся некоторые знакомые персонажи:)
Приятного чтения!
С уважением, А.В.
I
Кампания доминошных завсегдатаев, привычно расположившаяся за столом, отгороженным от двора жидкими зарослями сирени в его конце, наблюдала, как Миша вышел из подъезда и, бормоча что-то себе под нос, направился в нашу сторону. И это была первая странность наступающего вечера. Обычно паренек старался не пересекаться с нами по своей инициативе. Только на его беду, тропинка в ближайший супермаркет была проложена здесь, вдоль гаражей, а по-другому, путаными дорожками между домов – обходить было слишком далеко. Район у нас почти везде перегорожен заборами всяческих организаций.
И если у Миши не получалось незаметно пройти мимо, то – голова в плечи, и на полусогнутых тихонько – легонько, вдоль кустиков, и за гаражи. Лишь бы лишний раз не привлекать внимания Кучерявого и остального народа за столиком, где мы изредка с мужиками послеобеденной дреме летних воскресений пивасиком под домино и разговорами покоя не даем.
Сегодня же, он подошел прямо к столу и тихо поздоровался в никуда, вроде, как и не с нами, и встал за спиной Сыча, рассеянно мазнув по узору костяшек домино на столе. Постоял с десяток секунд, озабоченно покрутив головой, будто не понимая, отчего он здесь, и пошел себе спокойно дальше, задумчиво глядя под ноги, пока не скрылся в гаражах, так и не удостоив никого из нас, в том числе и потерявшего дар речи Кучерявого, даже мимолетным взглядом.
Опомнившись, тот прокричал ему вслед нечто обидно – бестолковое. Впрочем, как всегда. Привык он хлюпика прессовать безнаказанно, злость срывая по поводу и без. И ржать радостно, когда тот, сжавшись еще больше, быстро – быстро семенил прочь, подальше от нашей компашки. Однако в этот раз, Миша и не слышал Кучерявого, походу.
Тот сорвался, было, ему вдогонку, – накостылять слегонца по шее обнаглевшему задохлику за такую невнимательность и пренебрежение к уважаемым людям, только Сыч его за руку придержал:
– Куда?! Кости положь на стол, а потом вали куда хочешь! Разогнался он! Ты и в прошлый раз точно так же «лысого» замылил!
– Да не брал я твоего «лысого», Петрович! – возмутился Кучерявый, тем не менее, возвращаясь к столу и с громким стуком впечатывая пустого «дупля» в столешницу. – Двести лет надо! Из-за какой-то дурацкой доминошки с нормальными мужиками гавкаться! Задумался я просто! Ну, хоть Вы ему скажите, дядя Витя!
Виктор Васильевич, – это еще один, изредка присоединявшийся к нашим доминошным баталиям сосед. Интеллигентного вида, с легким румянцем на щеках, военный отставник, лет слегка под шестьдесят. Где и кем он служил до пенсии, мы не знали. Сыч интересовался как-то пару раз, но тот незаметно, с шутками – прибаутками уводил разговор в сторону.
– Не надо! – подтвердил он, с сожалением скинув кости на стол рубашками вверх, понимая, что игры уже не будет. – Только – только поперло, а вы…
– Брал – не брал… – протянул Сыч, почесав синей от наколок пятерней в затылке, все еще рассматривая камни в ладони и раздумывая, чем в ответку Кучерявому сходить, да не стал, тоже сбросил кости сплюнув на землю. – А «лысого» – то, после твоего ухода почему-то и не стало! Весь набор пришлось новый покупать! А я тебе, дорогой, че? Рокфеллер? Ты же и тогда, в крайний раз, прихватил его с собой и смылся!
– Петрович, ты же сам слышал! Светка орала как потерпевшая! – попытался оправдаться Кучерявый, награжденный именно Сычом прилипшей к нему кличкой, характеризующей обрюзгшего молодого парня с точностью до наоборот. Тот на все сто и даже больше, соответствовал названию кости, в присваивании которой его заподозрили. В солнечный день ему удавалось даже зайчиков пускать в окна соседей. Чем он и гордился под настроение.
– Слышь, Кучерявый! А не врут, шо твой пацан в больнице уже почти месяц лежит? – поинтересовался небритый и нечесаный тип в линялой футболке. По крайней мере, я бы именно так его и охарактеризовал, не будь он моим товарищем со школьной скамьи. Правда, мы с ним после школы особо не общались, – так, во дворе по воскресеньям козла забить, и все, – у каждого своя жизнь.
Вообще-то он парень неплохой, просто у него период сейчас такой, сложный. Впрочем, как и всегда.
Начать хотя бы с того, что перевелся он в нашу школу после того как в пятом классе стал сиротой, и его к себе забрала бабушка. Не вредная и улыбчивая, и еще совсем не старая женщина. Что там произошло с его родителями, он никогда не рассказывал, а мы не лезли с расспросами. Не принято это у нас, пацанов. Все, что от тех осталось в наследство Максу – квартира в столице, куда он и подался после школы за лучшей жизнью.
Лет этак через пять, я к тому времени уже неплохим автослесарем числился, он вернулся. С притаившимися в глазах тоской и ненавистью, изредка выплескивавшейся из их карей глубины. Поселился в квартире бабули, умершей с полгода назад от какой-то сердечно – сосудистой болезни, и не видно его было, и не слышно. Будто прятался от кого-то. Примерно год. Хотя, бывало исчезал куда-то на пару – тройку дней. Я поначалу обиделся, решил, – зазнался товарищ, столичного смога надышавшись, но нет.
Он, с тщательно скрываемой под бравадой безысходностью, поведал мне как-то за случайной рюмкой чая по старой дружбе, что в столице поначалу очень даже неплохо устроился. Пошел в коллекторы, в какую-то контору, крышуемую известным криминальным авторитетом – бабки из должников выколачивать за процент. Очень хороший процент.
И вскоре не жизнь настала для него, а сказка. Квартира своя была, от родителей осталась, трехкомнатная, почти в центре. Машину хорошую купил, в шмотки модные приоделся, и все изменилось: пацаны зауважали, а знакомые девочки-недотроги, вдруг стали ласковыми и безотказными…
Но однажды в один не очень счастливый день, почему-то все пошло наперекосяк. По-видимому, не на той значимости фигуру нарвались ребятишки, вытряхивая бабки с применением стандартных методов принуждения. И понеслось: авторитета, под которым он ходил, взорвали в машине, вместе с семьей. Контору их вымогательскую спалили дотла. А Макс сам едва ноги унес.
И фамилия у него теперь другая, – бывшей жены. Которая, когда неприятности Макса только – только начались, бросила его, и не долго раздумывая уехала в Германию к своему первому хахалю, – Урму Вайсману. Юрке Белову, если по-нашему. Когда-то они вместе закончили пединститут. Любовь-морковь, то-се. А потом оказалось, что Урм тот, какой-то наследственный барон, чуть ли не с примесью крови нибелунгов в жилах. Ускакал он, короче, за наследством, о любимой позабыв. А потом пообжился, приобрел собственную немаленькую логистическую компанию и устойчивое отвращение к немкам. Теперь где-то в районе Касселя живет – холостякует, вот о первой любви-то и вспомнил.
Но Макс, по его словам, не особо-то и расстроился. Если дословно:
«Муж твой лопух? Иди на йух! В первый раз шо ли от меня баба свинтила? Честно сказать, даже и не в десятый!» – он небрежно отмахнулся от наших неискренних соболезнований и резюмировал негромко, делая очередной ход: – «Нету пока той, шо и в жилу, и в масть! И вообще! Если жена ушла к пида…гогу, хоть и бывшему, как известно, – неизвестно кому повезло!»
Вот в этом я ему верю – у него этих женщин было больше чем у меня кошек и хомячков, даже если считать, начиная с самого раннего детства. И у меня той самой, чтобы в жилу, тоже пока нет. Не то, что в жилу, даже не в масть. Хотя я, конечно понимаю, – он-то имел в виду совсем не цвет волос. И вообще у меня не было ничего такого, настоящего, если не считать подростковой влюбленности. С Настей, моей подружкой, у меня все ровно, предсказуемо и почти по графику, – без претензий, ожиданий и латиноамериканских страстей. Нам просто комфортно провести вместе день – другой. Ну, и ночь, естественно…
А небритый он, так это только потому что бриться пока просто влом. Всего-то вторая неделя свободы от очередной пассии заканчивается. А сколько у него ее, той свободы, обычно? Месяц? Два? На моей памяти – ровно до тех пор, пока ему не припечет по серьезному. Случайных связей на одну ночь Макс избегал принципиально. Ну, по крайней мере, насколько мне известно. Иначе, никогда бы мне не понять его принципов, заставляющих каждый раз предлагать жениться, чтобы только горение хотелки притушить. Или это у него просто заманиха такая, чтобы дамы более покладистыми становились?
Вот только походу не сильно это помогало. Точнее, не на столько, чтобы его подруги захотели задержаться, даже соблазнившись статусом законной супруги. Или им еще чего-то особенного не хватало? Может быть, железобетонной стабильности отношений и конкретной определенности в жизни? Финансового и материального благополучия? Так их у Макса, насколько я знаю, в ближайшем будущем и не предвидится. Ни светиться ему в столице нельзя, ни высовываться вообще – пока не улеглась вся пена бандитских разборок, хотя уже почти два года прошло.
В общем, не понятно мне. Ни покладистого характера у него, ни рыцарского воздыхания по отношению к бабам. А те к нему липнут, как мухи. Вот куда они смотрят, знакомясь? На хотелку, что ли? Да ну, нафиг! Ладно одна, ладно – вторая, но не все же подряд! Вряд ли это может быть самой веской причиной. Хотя, что я знаю о существах с генератором случайных желаний вместо мозгов?