Данилов с подругой исполнили свой коронный эстрадный номер. Для разгона Сергей произнес несколько новогодних приветствий голосами Ельцина, подхватившего от него эстафету Путина и еще нескольких известных политиков. А затем, и это, как обычно, сопровождалось аплодисментами, стал говорить голосами присутствующих в зале именитых гостей. Полина Филатова изображала конферанс, она задавала вопросы, и вообще всячески участвовала, поддерживая Данилова лицом, обнаженными плечами и мелькающей в длинном разрезе ногой.

Часа через два народу за столами поубавилось. Многие выходили курить, другие просто разбрелись по залам, нельзя сказать, чтобы слишком просторным. Скорее, напротив, было тесновато, и даже непонятным казалось, как здесь размещались гости в прежние времена, когда дамы носили кринолин.

В анфиладах дворца возникли потоки нарядных мужчин и женщин: где-то танцевали, где-то рассеянно бродили по паркету, держа в руках новогодние маски и фужеры с напитками, журчала музыка из динамиков, а в одном из залов что-то сонливое играл небольшой оркестр. Важные персоны оказывались в эпицентрах, вокруг них оживленный людской поток завихрялся водоворотом, каждый старался хоть на миг оказаться рядом с важным человеком, проявить себя лично, что-то сказать, пожелать, что-то услышать в ответ.

Мимо Сергея и Полины все катились, не останавливаясь, иногда только отсвечивая механическими американскими улыбками, словно бы нарисованными мастерами компьютерной графики. Ни из числа бизнес-элиты, ни среди представленного на вечере театрально-концертного Петербурга у наших героев не было приятелей, что и говорить – чужой праздник! Поэтому они даже обрадовались несколько бесцеремонному Макаркину.

– Сударыня! – громким красивым голосом заявил он. – Позвольте засвидетельствовать: в этот радостный день здесь собрались воистину многие, чей облик не оскорбит взгляда. Но подобно тому, как царственная лилия затмевает собою разные тюльпаны и фиалки, так и вы, сударыня, олицетворяете тот редкий, исполненный загадочности тип красоты, которым мне, как истинному ее ценителю, становится уже невозможно любоваться на расстоянии. Позвольте же припасть к вашей руке! – пламенно закончил Макаркин, склонил свою вихрастую голову и, схватив Полину за руку, буквально, припал к ней поцелуем.

Полина рассмеялась, с трудом сдерживаясь: у галантного кавалера были волосы тонкие и словно наэлектризованные, торчащие во все стороны, так и хотелось до них дотронуться.

– Уверен, все мужчины вокруг с завистью переживают свою неспособность оказаться рядом! Я прав, Паша? Разрешите представиться, – словно спохватившись, продолжал Макаркин. – Это Паша, Павел Метельников, писатель, очевидный талант. А меня зовут Владимир, – и он протянул одну визитку Полине, а другую – Сергею Данилову, о существовании которого, оказывается, был осведомлен, – здесь все указано, не считая членства в разных союзах. Какая тонкая радость оказаться у ваших ног!

Теряя чувство меры, он снова поцеловал руку Полины, вежливо, впрочем, спросив у Данилова:

– Не возражаете?

– Рекомендую! – откликнулся Сергей.

– Богиня, богиня!

– Какой говорун! – лучезарно улыбнулась Полина. – Неужели вам можно верить?

– Она еще сомневается! – вскричал Владимир Макаркин. При этом могло показаться, что он немного пьян. – Не обращайте внимания на Пашу, он скупо высказывается, но он после опишет вас, вот увидите! А давайте-ка спросим первого попавшегося…

Макаркин, словно фокусник, протянул руку и выудил из толпы снующих мимо людей элегантного черноволосого мужчину.

– Ну, что скажешь, Сурен? – спросил его Макаркин с видом скульптора, демонстрирующего изваянный шедевр.