Это Манфред.

– Кто ж на площади играет, это по переулкам надо…

Это Хлоя.

– На одну тональность выше, друг мой.

Беру на одну тональность выше.

Мой ночной гость довольно кивает:

– Прекрасно, друг мой, честное слово, вас учить, только портить.

Его зовут…

…у него сложное имя в непривычных для человеческого уха октавах и тональностях. Я его называю про себя Уульм.

– …ну ты вообще мастер, это ж надо же, десять золотых за вечер… теперь пожрем…

Это Манфред.

Жрем.

Жареная крылопатка.

Половинка луны.

Вкусно.

– Прикажите этому человеку принести вам воды.

Это говорит Уульм.

Покашливаю, думаю, как обратиться к официанту.

– Э-э-э… любезный, будьте добры, стакан воды!

Уульм смеется.

– Э-э-э, так каждый может…

Уульм наигрывает на своей виолончели, начинаю понимать, что он имел в виду. Человек в форме идет к нам, глаза стеклянные, медленно подает стакан…

Уульм подмигивает мне.

– Ничего, лиха беда начало… я тоже не сразу научился… потом армиями командовал…

Он заметил меня под фонарем.

Вечером.

До сих пор не знаю, как он нас находит. Может, неслышно парит над городом и высматривает тех, у кого под одеждой виолончель. А может, знает – с того момента, как мы родились, если не раньше…

Играю военный марш.

Взвизгивают струны.

Не верю себе, быть не может, чтобы это была моя мелодия…

Люди смотрят на меня.

Слушают.

Повинуются.

Идут куда-то все в едином порыве.

Играю. Люди идут прочь из города, туда, где на холмах поджидает враг.

Играю мелодию ненависти, мелодию войны.

Схлестываются два войска.

Звенят клинки.

Земля наполняется свежей кровью.

Он наклоняется.

Он…

Его зовут…

…никак его не зовут, нет у него имени.

– …отлично поохотились.

Это Уульм.

Молчу.

Вспоминаю.

Человек с разорванным горлом на мостовой. Вижу, как стремительными струйками вытекает кровь, исчезает между камней…

Вижу…

…нет, показалось.

Нет, вижу.

Капли крови меняют свои очертания, вот уже я вижу тноту, одну, другую, третью, льются, переливаются…

Он ловит ноты длинным раздвоенным языком.

Одну.

Другую.

Третью.

Начинаю понимать, откуда берутся мелодии.

Начинаю понимать…

Он заметил меня вечером под фонарем.

Я думал, так не бывает.

А вот.

Бывает.

Свет фар за пеленой дождя, визг тормозов, разворачивается черный автомобиль.

Хлопает дверца.

0 Садитесь.

Это мне.

Город несется навстречу.

Ступени дворца.

Сверкающий зал.

Накрытый стол.

Икра.

Ну, об этом я уже говорил…

– А вы делаете успехи, друг мой…

Это Уульм.

Одобрительно похлопывает меня по плечу, подергивает мои струны.

Играю мелодию войны, мелодию смерти.

Люди мечутся по улице, ищут врагов – интересно, кто на этот раз будет врагами. Да не все ли равно – синие против красных, красные против синих, черны против белых, белые против черных…

Камень с грохотом разбивает витрину.

Выстрелы поверх толпы.

Кто-то что-то орет в мегафон, не слышу, кто и что – мою мелодию все равно не перекричит…

Капли крови рассыпаются нотами.

Он хватает ноты – одну, другую, третью…

В какой-то момент чувствую, что больше не в силах играть, – смычок и струны не слушаются меня. Он перехватывает смычок, терзает мои струны – быстрее, быстрее, быстрее, яростнее, – только теперь понимаю, что ничегошеньки я не умею, сколько бы там ни учил меня Уульм…

…ноги не держат меня, мир несется навстречу…

– К-который час?

– Да вы лежите, лежите, что всполошились-то…

Это Уульм.

С трудом разлепляю веки.

Уульм протягивает мне чашку с кофе, бормочет что-то, выпейте-будет-легче…

Пью.

У кофе привкус крови. И музыки. Раньше и не знал, что так бывает, привкус крови – и музыки.

Он смотрит на меня.

Как мне кажется – с благодарностью.

Он увидел меня под дождем.

Нет, под фонарем.

Нет, под дождем.

Нет, все-таки под фонарем.