Наверное, так же себя ощущаешь, когда осознаешь, что не существует ни Деда Мороза, ни Бабы Яги, ни кого-либо сказочного вообще.

Маша села на диванчик напротив стола и невидящим взглядом, необоснованно полным грусти, уперлась в противоположную стену. Можно было подумать, что от того, найдут две девочки на кухне нечто нереальное или нет, зависела вся их жизнь. Или, как минимум, жизнь Маши, потому что именно разочарование во всем окружающем выражало ее лицо. А Лиза, то ли потому, что была старше на два года и, соответственно, умнее, то ли от того, что не ожидала от этого мира чего-то, чего он себе позволить не может, была абсолютно спокойна. Пока ее младшая сестренка заполняла свой детский мозг всевозможными мыслями, Лиза доставала масло из холодильника и хлеб из шкафчика.

– Ты же с черным хлебом ешь, да? – уточнила она, на мгновение бросая взгляд на Машу. Та сидела все так же, сдвинув брови и думая о чем-то крайне важном для нее. Слегка мотнув головой, она повернулась к Лизе и машинально кивнула, после чего ее брови вновь сдвинулись, направляя мысль в прежнее русло. – Забавно, – отрезая кусочек черного хлеба, проговорила старшая сестра. – Мы с тобой, оказывается, такие разные.

Она замолчала. В ночной тишине нельзя было уловить ни звука, кроме еле слышимого скрипения не заточенного лезвия ножа о ржаную корку и легкого смешка, заставившего Машу оторваться от ее бессмысленных рассуждений о скучности и безграничной неинтересности окружающей среды.

Лиза заметила молчаливый вопрос, отразившийся в глубине карих глаз младшенькой, и пояснила:

– Ну, начать издали… Я, – она показала свободной рукой на свои волосы. – Светло-русая, а ты, – она махнула рукой в сторону Маши. – Шатенка, даже почти брюнетка. У меня – серые глаза, а тебя – кареватые. И вот теперь – смотри! – Лиза показала ножом на продукты на столе. – Даже еда, которую мы едим, разная. Ты любишь черный хлеб с растительным маслом и солью, а я, – девочка ухмыльнулась, обнажив здоровые детские зубы. – Я предпочитаю белый хлеб со сливочным маслом и сахаром! – Закончив объяснение, Лиза вновь сосредоточила свое внимание на приготовлении полуночного сверхкалорийного перекуса.

Да, подумала Маша, они и вправду разные.

Конечно, они двоюродные, а не родные сестры, но ведь должно же быть что-то похожее между ними, должна же быть какая-то общая черта? Ведь все-таки их отцы были братьями, до ужаса походящими друг на друга. Внешне. Не внутренне.

Но они-то с Лизой не походят друг на друга никак вообще – ни так, ни эдак. Начиная от волос и заканчивая пристрастиями в еде – все разнится.

Маша лишь улыбнулась подобному умозаключению. Чего еще можно было ожидать от сего дня (точнее – от сей ночи), как не тотального разрушения всего построенного в сознании до этого?

Крепкий, казалось бы, фундамент, замешанный из ясных и вполне конкретных истин, просто-напросто треснул, показав наивно верящему в прочность построения ребенку всю правду-матку. В один момент все так быстро и так глупо рухнуло, что это казалось таким неправильным и таким невозможным.

Маше так странно было вдобавок ко всему прочему еще и узнать, что один из наиболее близких ей людей не имеет ничего общего с ней самой, кроме непосредственной родственной связи. Неужели только благодаря тому, что она и Лиза родственники, они общаются? Не являйся они друг другу сестрами и встреться они однажды просто так, случайно, как встречаются обычно люди, каков шанс того, что они подружились бы, стали бы так близки, как сейчас?

А они вообще близки?

В детстве все происходящее слишком поверхностно – ребенок не придает значения тому, что или кто его окружает. Просто это есть, и не стоит излишне много спрашивать, по какой причине что бы то ни было происходит. В юном возрасте так глупо забивать свою голову вопросами о смысле того или иного. Детство – это пора беззаботности и ветра в голове. Пора спокойствия, ничегонеделания и ничегонедумания.