Через четыре же лета в блаженной памяти 7064-м году от сотворения мира задумал он с Астраханью воевать. Да дело шло к весне и распутице, и до последнего оплота нечестивцев по тогдашним дорогам никак нельзя было добраться. А к лету тамошние татары отстроили бы новую твердь в два раза выше и крепче старой.

Грозный царь рассудил так: дважды в одну реку не войдешь, и потому нужно ему новое средство отыскать, да посильнее, ведь сразиться предстояло против самого естества, матери-природы, а не против лихих чародеев. И задумал он, чтобы до Астрахани по мерзлой земле дойти, заключить союз с Мареной, царицей снежной, чтобы зиму она на Русь, да на Великую степь, да на Поле Дикое во внеурочное время наслала, холодом свирепым землю сковала.

Порешил он заслать гонцов к Марене, за море Ледяное. Велел запрячь в сани двенадцать гнедых аргамаков ахалтекинских кровей, помолился о попутном ветре, да по весеннему снегу отправил нарочных в путь. Доскакали они в три дня до земли лопарской, да завязли в сугробах, застряли в бурунах ледяных, так и не увидев столбов пограничных Марениного царства. Выпустили они голубка, к царскому терему приученного, да тот и принёс на задней лапке Иоанну Грозному весть о неудаче.

Погоревал Васильич о скакунах своих излюбленных с пол-утра, да снарядил новых посланцев, чтоб с другого края те к морю Ледяному подступились, со стороны Биармии – земли колдунов, делающих людей своими марионетками. Повелел он запрячь в сани двенадцать степных бахматов, не столь быстрых, сколь выносливых, пожелал дороги широкой гладью да скатертью, и, взяв на себя клятву поститься до тех пор, пока известие от них не прибудет, отравил гонцов в путь.

Доскакали посланники в три дня до страны Биармийской, да превратили их ведуны да шаманы в кукол, чтобы потешаться над ними и работать заставлять. И домой никто не вернулся из них.

Подождал царь неделю, видит, что нет надежды весточку от ходоков получить. Тогда созвал он мудрецов и спросил:

– Где царство царицы снежной – Марены? Напрямик в полуночную сторону ходил, с востока к ней подступался – не нашел. Может, с запада на полночь надобно идти?

– Нет, – ответили ему книжники, – с западной стороны полуночи только царство немецкой ворожеи – барыни Хольды, по-ихнему – фрау. Она на облаках живет, и когда белье встряхивает, с неба снег падает. На том её сила и кончается. Мороз она не способна наслать на землю.

– Так где же тогда царство стужи и тьмы, – возопил Иоанн, – за каким морем-океаном мне искать его?

– Царство Марены – в мире мёртвых, потому как зима – это смерть, – так отвечали правителю своему мудрецы.

Кого же послать в мир мёртвых? Не нашлось среди ближников да огнищан – слуг да бояр придворных желающих умереть по своей воле. Тогда царь решил сам упокоиться, чтобы в царство мёртвых попасть, с Мареной союз против Астрахани заключить.

Назначил он на время отлучки заместо себя царем татарина крещёного – Симеона Бекбулатовича, потомка Чингизхана, захваченного в Казани в плен и женатого на дочери князя Ивана Мстиславского. Приказал в гроб себя положить, по русскому обычаю, в дубовую колоду; исповедать, причастить и отпеть по-христиански, гроб заколотить да в землю закопать на церковном погосте. А на следующее утро повелел в колокола звонить, да так задорно и громко, будто второе пришествие настало, чтобы не только он, да и всё мертвые из земли повыскакивали. Да только гробы бояр знатных да князей удельных камнями тяжелыми придавить распорядился, чтобы не восстали они и чтоб смуту в государстве не сеяли. Заколотили гроб с царем Иоанном, забросали землей да притоптали хорошенько, чтобы уж наверняка умер.