– Живой? – спросил он.

– Да, но лучше бы сдох… – ответил я, потирая небритую щеку. – Надеюсь, укладывая спать, меня не твоя бабушка раздевала?

– Она бы бережней сложила вещи.

Виталик жестом указал куда-то в угол комнаты. Я медленно повернул голову и увидел на стуле и на полу рядом с ним все элементы моего вчерашнего гардероба. Все вещи были скомканы и вывернуты наизнанку.

– Сколько времени? – спросил я.

– Пятый час дня… Весь день проспали… Собирайся…

– Да ла-а-адно! Как весь день? Куда собираться?

– В гости поедем…

– Какие гости? Виталик, ты о чем вообще? Посмотри на меня…

Но Виталик только отмахнулся, суровым тоном сказал, чтобы я натягивал штаны с рубашкой, и, пообещав принести кофе, удалился, не закрывая за собой дверь. Я тяжело вздохнул и стал одеваться, слушая, как где-то на кухне под звон посуды и льющейся воды мой друг пререкается со своей бабкой.

Когда с одеванием было покончено, я посмотрел на себя в мутное и покрывшееся от старости пятнами зеркало и понял, что в помятом костюме похож на человека, накануне пополнившего ряды бездомных. Поэтому снял пиджак, чтобы он не делал меня похожим на спившегося неудачника, и оставил его на спинке стула. В конце концов, не отутюженные брюки и расстегнутая на две пуговицы рубашка не первой свежести в совокупности с трехдневной щетиной придают мужчине образ эдакого расслабленного мачо – надо только закатать рукава до локтя.

– Готов?

Я обернулся и снова увидел Виталика на пороге комнаты, только без обещанного кофе. Руки в карманах джинсов, во рту тлеющая сигарета, которую он не вынимал, даже задавая свой вопрос.

– Готов… А куда едем?

В этот момент Виталика отпихнула в сторону его бабушка. Маленькая, похожая на утепленную кучей байковых халатов и вязанной шерстяной безрукавкой тумбочку, с тугим пучком седых волос на голове и очках с толстенными линзами. Она прошаркала по полу своими стоптанными тапочками и поставила на столик маленькую чашку, источавшую аромат только что сваренного кофе.

– Спасибо, Тамара Филипповна…

– Та на здоровье! – ответила она и, взглянув на внука, покачала головой. – А надымил-то… Спасу от тебя нет, окаянный! Когда-нибудь спалишь нас к чертям собачьим, прости Господи… Что тебе, улицы мало?!

– Ой, бабуля, – скривился Виталик, и пепел с сигареты упал ему на рубашку, отчего он неистово замахал руками и стал хлопать себя ладонями по груди, пытаясь стряхнуть его на пол. – Иди уже… посмотри телевизор, что ли…

Тамара Филипповна только махнула рукой, чтобы разогнать дым, и, ворча что-то нечленораздельное себе под нос, пошла прочь, а поравнявшись с внуком, чуть повысила голос:

– Как тот порося! Тьфу!

– Я тоже тебя люблю, бабуля!

– Черт! – я прихлебнул кофе и обжег небо. – Горячий, зараза…

– Да оставь ты его… времени уже нет. Поехали! Я потом попрошу бабулю, она еще сварит…

Я тяжело вздохнул, сгреб с вешалки у двери свой короткий плащ и поплелся за Виталиком. По пути нащупал в кармане телефон. Увидел пропущенный вызовов от Кристины, но решил, что перезвоню чуть позже. И не потому, что боялся разноса (такого на моей памяти вообще ни разу не было, к тому же она знала про вчерашнюю встречу выпускников), а просто не хотелось, чтобы она слышала охрипший голос, который всегда предательски выдавал мое состояние.

За двором нас ждало такси. Мы плюхнулись на заднее сиденье, и Виталик назвал адрес, который меня сразу насторожил.

– Это пятиэтажка, что рядом с почтой? – спросил я. – Куда едем-то?

– К Юльке…

– Зачем?

– Славик попросил срочно подъехать…

– Какой Славик?

– Мамонтов…

Такой ответ окончательно поставил меня в тупик. Слава Мамонтов был тем самым нашим одноклассником, который сейчас работал следователем в районном УВД. На встречу выпускников вчера он так и не пришел, сообщив, что никак не может вырваться со службы, и тому, что сегодня он попросил Виталика срочно приехать к Юльке, я самостоятельно найти объяснения не мог.