>Седой внимательно слушал, от услышанного раскрыл широко глаза и на выдохе с дымом, выдал:

>– Это, что за сказка?

>– Сказка оказывается не выдумка. Факты Андрей Павлович упрямая вещь.

>Андрей Павлович опять с ударением на имени, произнес:

>– Ты, Виктор эти фактики для себя запомни, а вот действительность, найдешь на месте. Немедленно выезжай. Мастер живой, это я точно знаю. Вот, только как он умудрился в историю вляпаться. – Седой минуту в молчании, минуту в мыслях, потом продолжил, – Выезжай и немедленно.

>Неожиданно, седой откинулся на заднюю спинку кресла, ударил кулаком по столу и, выпалил:

>– Засрали всю информационную сеть. Чертова мобильная связь, мысли путаются в этом хаосе дерьма.

>– Я, Андрей Павлович неделю пытаюсь к нему добраться. То ли сознания его отключено, то ли мое найти его не может. Хотя такое расстояние, да в такой паутине, вполне возможен ноль.

>– Да, ты прав поближе надо. Как, только найдешь Фрола, к мыслям не прибегай, не напрягайся. Отбей мне на факс. Иди, консультируй африканцев, и сразу в путь.

>Виктор вышел, а седой ещё долго дымил трубкой, погрузившись глубоко в свое сознание.


>Виктория долго звонила в дверь. Наконец за дверью послышались ленивые шаги, медленно щелкнул замок. Не дожидаясь пока двери, откроются, она со злостью толкнула их и вошла в комнату. За её спиной в одних трусах стоял удивленный Алексей.

>– Мать, ты чё, с самого утра и в таком бешенстве?

>Виктория прошла в комнату, посмотрела на разложенный диван, на скомканную постель, потом только, как-то расслабилась и всем телом бухнулась в кресло. Пока она вытаскивала сигареты, и с каким-то скрытым раздражением закуривала, Алексей еще ничего не понимая, стоял на пороге.

>Она затянулась, взглянула на Алексея.

>– Ты, один?

>– Это, что утренняя ревность?

>Алексей сразу как-то по смелел, подошел к Виктории, взял из её зажатой руки пачку сигарет. Вытащил одну, бросил пачку на стол, наклонился и от её сигареты прикурил.

>Посмотрев ей в глаза неуверенно, спросил:

>– Кто утро испортил, принцесса?

>– Вчера вечером люди приходили. Серьезные люди, сразу видно было не ментовское племя. Неразговорчивые, но культурные.

>Она глубоко затянулась. Алексей сел рядом, занервничал, смотрит на Викторию, она продолжает:

>– Интеллигентно так, не навязчиво о моем муженьке спросили. Я, конечно, понесла на него, такой, сякой, машину угнал, деньги украл, что видеть его не хочу. Поверили, не поверили, это меня мало волнует. Меня волнует, почему это вдруг за северного «бича», такие люди беспокоятся.

>Алексей развел руками.

>– Ну и пусть беспокоятся, у нас все чисто. Все следы на небесах Виктория Александровна. Кому надо пусть слетают, проверят.

>– Так, уж и на небесах. Ты присутствовал?

>– Фридман ведь, он не любит, чтобы его контролировали.

>– Дурак, доверяй, но проверяй.

>Она встала, поискала глазами пепельницу. Пусто. Подошла к Алексею, дала ему не докуренную сигарету. Алексей взял окурок и снизу вверх виновато посмотрел на Викторию.

>Она со злобой, выдавила:

>– Поедешь к Фридману и узнаешь. Своими глазами посмотри, руками пощупай. Если вдруг он окажется на земле, зарой его глубоко, глубоко.

>Пошла к выходу, и уже на пороге, крикнула ему:

>– Купи пепельницу.


>Фрол на дежурстве, сторожит ветхое строение от заселения и посягательств. Сегодня день заливающий солнцем окно, и двор изрытый и испачканный. Трофим всё в поисках, где, как бы невзначай, а где и просто по человечески, раздобыть еду, выпивку. Фрол накануне, правда, дал ему купюру, сославшись, что заработал, охраняя ночью одну дорогую машину. Но Трофим ведь все равно деньги не потратит. Для него пусть деньги будут в кармане, главное как это он любит выражаться, для бездомного это утреннее рандеву с улицей, с людьми, – чтобы не забывали.