На глаза набежали слезы. Я закрыла лицо ладонями и кивнула.

– Теперь понятно… – вздохнула Вирга. – И то, что Агата попросила за тебя, и твоя почти сумасшедшая привязанность к нирине-ган… И то, как она успокоилась на твоих руках. Зря ты сюда пришла… Зря…

– Но я ее мать! – хрипло воскликнула я. – Какая мать может оставить своего ребенка? Жить без него?

– Ты не должна была ее помнить…

– Не должна, но помню. Не знаю почему, – ответила я. – Мы с Агатой решили, что это из-за того, что в момент похищения дочка была не со мной, а с моей подругой…

– Беда, если так, ой беда… Для тебя беда, понимаешь? – Вирга села напротив меня за стол, подперла щеку кулаком. – Представляешь, если ноэр-ган узнает, что мать нирины здесь?

– И что будет? – спросила я с вызовом. – Убьет меня? Четвертует?

– Да ладно тебе – убьет, – Вирга отмахнулась. – Не убьет. Отошлет в твой мир обратно, наверное… Но… Как знать? Еще никогда виетта не приходила за своим ребенком.

– Что ж ваш ноэр-ган такой жесткий и равнодушный? – в сердцах произнесла я. – Пытается оплодотворить десяток женщин за ночь, отнимает ребенка, а потом к нему даже не подходит, почти не интересуется… Только сегодня с балкона помахал как флагом и после обратно отдал слугам, словно эта дочь и не нужна ему. Зато готовится выбирать себе жену из оханов, которая и родит ему наследника…

– Тише ты, тише… – хмыкнула Вирга. – Разболталась тут… А ноэр-гана пожалеть надо, а не злиться на него.

– Жалеть? – я опешила от такого заявления, нервно улыбнулась. – За что мне его жалеть? За то, что не спрашивая, воспользовался моим телом? Лишил мужа, ребенка? Перевернул мою жизнь? За то, что теперь я не имею права даже взглянуть на собственную дочь?

– Он пожертвовал своей душой ради благополучия империи, – тихо проговорила Вирга.

– Как это понимать? – я посмотрела на женщину с недоверием.

– Проходя ритуал, ноэр-ган в каждой из виетт оставляет часть своей души, – ответила Вирга. –  Это как подарок за то, что ими воспользовались против воли. Частичка его души дарует виеттам крепкое здоровье и удачу, понимаешь? А сам он остается пустым. Не способным любить и жалеть. Зато беспристрастным, готовым рассудить любой спор и выбрать справедливое наказание преступнику. Но нашему ноэр-гану еще повезло: у него осталась способность хоть иногда улыбаться и что-то чувствовать. Но, говорят, и это от него вскоре уйдет. Поэтому его будущей супруге придется нелегко. Иметь в мужьях того, от которого невозможно получить ни ласки, ни любви…

– Душа, разделенная на десять частей? – переспросила я.

– Да, такова плата за мир и благополучие нашей империи.

– Значит, и во мне есть часть его души? – я невольно прислушалась к себе. Ничего особенного не чувствую.

– Выходит, что так, – Вирга чуть улыбнулась.

– Все равно, это так странно… Непонятно… – прошептала я. – У нас ничего подобного нет…

Вирга развела руками:

– Такова особенность оханов. Поэтому не надо его ненавидеть, детка… Он и сам заложник своего положения.

– Сейчас меня волнует только моя дочь, – произнесла я. – И как сделать так, чтобы я могла ее видеть.

– Я разрешу тебе прибираться на том этаже, но с одним условием, – Вирга поднялась, подошла к навесному шкафчику, достала оттуда пузырек из матового стекла. Она поставила его передо мной: – Ты выпьешь вот это.

– Что это? – я не спешила брать пузырек в руки.

– Выпей, не спрашивая, – ответила Вирга, внимательно глядя на меня. – Если доверяешь мне. Этот отвар не навредит тебе, только поможет. Я специально сделала его сегодня для тебя.

– Как так можно? А если я потеряю память от него? Или усну, а вы меня отправите обратно в мой мир? – выразила я сомнение.