Меня, искавшего Вдохновения, подкупала Твоя потребность Вдохновлять. И более того притягивало схожее с моим желание обрести Пару. Пару во всём. Я знал, что книга, существовавшая на тот момент на стадии Замысла, обязательно станет зароком наших отношений. Я давненько решил, что у неё есть особая роль – показать, что я достойный избранник своей Возлюбленной. А теперь миссия её значительно расширялась.
Книга являлась оправданием моего вторжения, олицетворяя приглашение в мои Миры. Книга ломала стереотипы. Я готов был вложиться в неё весь, не видя иной возможности завладеть Твоим вниманием. Я рисковал. Но отступиться для меня было сродни потере самого себя на сей раз окончательно.
Не удивительно, что родство разбудило Ритм. Я давненько не писал стихов, а теперь не мог представить и дня без нескольких. Казалось, я думал стихами. А сама Рифма определяла ход событий. Потому что Рифма – это Связь, это Созвучие. Созвучие, изменившее меня, моё Слово, само моё Звучание.
2012–2013
Да, я уже затрагивал тему «что можешь знать ты обо мне?»… Так вот, что я о Вас знаю – то, что я Вас Люблю, этого, по-моему глубокому убеждению, достаточно. Если Вам хочется уточнить «как же так», значит, Вы о себе знаете гораздо меньше, чем я, и подтверждается правило – со стороны виднее.
…
Почему Вам. Потому что я люблю Ваше беспокойство. А до любви к Вашему беспокойству, которого я не слышал до сентября этого года, я поставил себе писательскую задачу среди прочих взбаламутить беспокойство читателей, потому что поиск покоя в жизни – это абсурдная утопия, ведущая к застою, без перспектив развития, и одно тут утешительно, что поиск – это процесс, и куда он заведет, непредсказуемо.
…
До Вашего жаждущего доминировать беспокойства я подобных беспокойств не встречал, и мне, как человеку, которого постоянно куда-то то ли носит, то ли несет, очень с ним комфортно разговаривать. И хочется поделиться, только я не уверен, что должен вмешиваться. С другой стороны, вечно меня заносит в чужие жизни в переломные моменты.
…
Ну и, пожалуй, на этом месте я позволю себе не согласиться с Вами, что главное в Любви – терпение, потому главное везде – смирение. И у меня есть для пояснения два следующих образа. Терпение сродни ноше за спиной. Она вполне посильная, но дорога длинная, и чем дальше идешь, тем больше кажется, что груз тяготит, и наступает момент, когда хочется не только его сбросить, но снять одежду, обувь и идти голым, чтоб ничего не мешало, хотя и боишься, что в одно мгновение стал беззащитным.
А смирение – это на ладан дышащий домик в деревне, приобретенный по случаю, потому что совсем жить негде. Ты заходишь в него, вздыхаешь, и начинаешь уборку. Расставляешь нехитрую утварь, начинаешь обживаться, то тут подлатаешь, то там, то прикупишь занавески.
Потом обрастаешь хозяйством, потом делаешь ремонт, потом копишь средства на новый фундамент, потом на сруб, постепенно все меняется до неузнаваемости, и, хотя у тебя не становится меньше проблем, и конца-края нет заботам, ты с большей легкостью и энтузиазмом принимаешь каждый новый миг, и строишь планы на будущее. И ты помнишь себя голым, но не считаешь наготу беззащитной, потому тебе не от кого обороняться и некого стыдиться.
Мысли – ветер. Им можно воспользоваться, чтобы наполнить паруса, а можно и пренебречь, отправляясь странствовать на автомобиле. Сердце стало больше на одну Любовь, и выносливее на одну боль. И никому ещё не удавалось взять меня за руку так, чтоб я не стал отождествлять себя с этим человеком, но, напротив, согласно собственному определению Любви, захотел познать невозможное, преодолевая ежесекундный страх, руководствуясь Любознательностью, чувствуя, что уже так много получил взаймы, что, претендуя на иное, нарушаю все возможные принципы бытия.