Привычно я прихватил с собой цветов, и они волей случая привели к ЛП. Цветы! Цветы, как Она любила говорить, это то, что Она предпочтет бриллиантам. Я был обласкан и приглашен обязательно прийти ещё.

Каждый из нас, попавших под магию Её умения владеть ситуацией там, где царят смерть и беспомощность, видел в Ней то, что хотел, уходил, когда желания не оправдывались, ломал себя, чтобы продолжать хотеть видеть и т. п. Она была далеко неоднозначная, равно как и Её отношения с Миром. Но, пожалуй, Она всегда была честна с собой. И это давало Ей огромную власть над чужой Болью. Не мне судить, как Она распоряжалась этим даром, но Она жила именно этим. И Её всегда несло именно туда, где Боль витала в воздухе.

И то ли воздух от Её присутствия менялся, то ли менялась сама способность дышать, но взаимодействие с Ней и Её Командой примиряло меня с Болью расползания истории моей Любви на не связанные друг с другом эпизоды. У них было чему учиться. И я учился. Я соприкасался с тем, о чём не всякий готов позволить себе думать, потому что жизнь бездомных и неизлечимо больных далеко неприятная тема для размышлений, а здесь это была повседневная рутина, в которой всегда находилось время для дружеского соучастия.

А по осени я услышал от Любимой Подруги: «Пожалуйста, больше никогда не приходите сюда». Никогда! И история моей Любви раскололась. Теперь я смотрел в бездну своих ощущений и слушал эхо своего голоса. И клялся, что я найду Женщину, которая полюбит меня. И Она обязательно будет Доктором, способным со мной разговаривать.

Я перестал слышать Рифму, но не перестал думать о Ней. Слабым отголоском пережитого и прочувствованного благодаря Ей, звучало желание понять, почему Она так поступила. Но я так и не позволил себе найти ответ.

Любовь столь многогранна, что не может позволить нам не обнажиться, не ранить Любимого человека, не выходить за рамки. И держать около себя того, кем хочется любоваться в ярких огнях. Они так обжигают, что неминуемо отталкиваешь его подальше. Кажется, что притяжение столь велико, что связь останется нерушимой. Но никогда не будет прежней. В этом нет ничьей вины, только взаимное желание доказать, что всё возможно и стоит ровно столько, сколько каждый готов отдать.

Я выдавливал из себя по крупицам представления о тихом семейном очаге, у которого всегда можно обогреться, и чем меньше во мне оставалось уюта, тем чаще я вспоминал Тебя, глядя в Её глаза.

А потом я остался Один. Впервые я не знал, к кому иду. Во всякой новой истории меня уже ждала новая Героиня, в этой впереди маячила сама новая история. Я не знал, о чем она, о ком, но был уверен, что её пора рассказать. И снова я не чувствовал главного – с чего начать. И мне не с кем было это обсудить. А сотрясать воздух своей речью, обращенной в никуда, я отвык.

И вот в этот момент я услышал Голос Твоего Одиночества. И все мои планы следовать своим планам исключительно из упрямства рухнули. Мне захотелось идти вперёд с Верой в Твою Бесприютную Любовь, потому что моя Любовь тоже была лишена приюта.

В сжатые сроки зародился Диалог двух Беспокойств о том, чего вокруг нет, хотя его существование не единожды доказано, и с головой окунулся в него. О Том, что можно вынуть из себя и высказать. Я узнавал себя вместе с Тобой и наравне с Тобой. И то, что я узнавал о себе, было равно тому, что я узнавал в себе о Тебе.

Это завораживало, читая Язык внутреннего дискомфорта, подаренный Потоком Свыше, я всё чаще обнаруживал его и в окружающих. И поскольку мы часто трактуем прочитанное странновато, тщательно всматривался в подтексты и контексты.