Самому как написать, что усвоил, иль оставил, о своём повествовать, создавая массу правил, чтоб потом их нарушать. А потом читать опять, за собой и у других, чтоб ошибки исправляя, созидать неповторимый путь, в отношениях закаляясь, создавая новый стиль, свои чувства укрепляя, убеждаясь, не напрасно, всем ветрам доступным был. А когда нагрянет холод, обогреть и подбодрить каждого, кто пожелает для себя принять посыл.
Всё в ней с первого мгновенья, до заката наших дней для того, чтобы постигли глубину души своей. Не сдавались и не ныли, а на встречу к Свету шли, ни о чём чтоб не жалели, и минуты берегли от скандалов, от проклятий и от злобы, разъедающей как ржа, чтоб разрушилась тюрьма мнимых страхов и незнаний, в чём у Мира благодать. Прекратим же обижаться, и подвох во всём искать. И за жадного соседа с нас не будет в Жизни спрос, за себя мы лишь в ответе на любой больной вопрос.
Лавина
Я обрушил на Тебя всего себя без исключений. Каждый свой шаг, всё, что сохранилось из моих писем другим, каждую строчку, обретавшую Рифму. Мне не хватало воображения представить, что именно Тебе придется по душе.
И было страшно подумать, что я оставлю Тебя хоть на минуточку без внимания, потому что именно тогда, воспользовавшись моей опрометчивостью, придет кто-то более ловкий и убедительный. Куда страшнее было вообразить, что Ты сама отвлечешься. И я гнал такие мысли прочь, оставляя за Тобой право выбирать самой, читать или не читать всё подряд. Но если читать, допускал я, то принимать всем сердцем.
Впервые моё настоящее стало масштабнее будущего. Впервые сам процесс определял мою потенциальную состоятельность. И, возможно, впервые я пообещал себе не чего-то достичь ради Любимой, но измениться так, чтобы Ты не побоялась признаться, что меня Полюбила.
И я менялся. Менялся, следуя за своей Рифмой, частенько удивляясь, в какие глубины Она меня занесла. Менялся в своих стихах и их подаче. Менялся, чтобы звучать отчетливо и ярко. Менялся, не прекращая сомневаться в своих способностях выйти из тени своего произведения.
Я чувствовал, как моей рукой и сердцем владеет Сила, превосходящая мои способности. И я боялся, что Она оставит меня, если я отступлюсь от Тебя. А, значит, Слово моё умрет вместе со мной. И я готов был расплатиться своей жизнью за Его Звучание.
Я и раньше знал, что жизнь конечна, что с собой в могилу мало что возможно прихватить. Но теперь я уверен, что туда невозможно и самого себя взять. И всё, что мне во мне так дорого, запросто может обесцениться для меня с последним выдохом. Поэтому себя не стоит беречь, как некий уникальный сосуд, который будет бесконечно пополняться.
Не будет. Разобьётся в итоге, стоит только лишиться плоти. Но надо уметь себя отдать этому Миру. Успеть создать новые Миры. Раздарить свою уникальность до того, как пересечешь черту. Только так сбудется самое моё сокровенное желание – без страха смотреть в свою могилу.
Любовь моя к Тебе указывает через что надо пройти, чтобы в час роковой обрести уверенность, что я уже никогда не исчезну с лица Земли. И с радостью отдать Богу Богово с процентами, оставив светлую память о себе.
Возможно, что светлая память о себе – это и есть след Бога на Земле, запечатлевшийся с моей помощью. Не потому ль нас всех так часто беспокоит, что о нас подумают другие? Но кто сказал, что это мнение должно исходить от тех, кого видим и слышим мы, а не от тех, кто видит и слышит нас?
Почему социум, влиться в который так хочется многим из нас, так важен, что порой мы готовы пожертвовать своими мечтами, так и не поняв, в чем их суть? Или, напротив, мы так рьяно отрываемся от своих корней во имя иного блага, что не замечаем, как мечта ускользает из наших рук, потому что в и погоне за ней утратили понимание её предназначения? Что я конкретно хочу оставить и кому? Не тому ли, кто также, как я, не способен обрести внутренний покой?