… Мы начинали этот рассказ с портрета Стройновской, написанного на рубеже 1830-х годов, в пору ее зрелости, после ряда томительных лет первого замужества. Но время донесло до нас и другое изображение – миниатюру, на которой она запечатлена, вероятно, вскоре после свадьбы, то есть в 1819 – 1820 году. Миниатюра была опубликована Н.О. Лернером в первом выпуске журнала «Наша старина» за 1917 год, где он писал, что хранится она в семье двух сестер, урожденных Марковых, мать которых была крестницей Екатерины Александровны.

Вторично эта миниатюра воспроизводилась уже в наше время в зарубежном каталоге и находилась в парижской коллекции Сержа Лифаря. Нам дорог именно этот портрет Стройновской, потому что такой она была, живя в родительском доме в Коломне у Покрова.

Такой знал ее Пушкин, посвятивший ей свой мадригал.

За строкой «Руслана и Людмилы»

«Известно, – писал пушкинист Щеголев, – что Пушкин, отдавая в печать свои стихи, всегда старался уничтожить все намеки, которые могли бы помочь добраться до действительности».

Так было и с несколькими строфами из IV песни «Руслана и Людмилы», исключенными им из текста поэмы при втором ее издании, в 1828 году. Какие же реалии читались в них? Чтобы ответить, заглянем в его жизнь, в декабрь 1818 года. Пушкин живет в доме родителей, на окраине Петербурга, в Старой Коломне. Его дни заполнены светской суетой, встречами с друзьями, легкомысленными и краткими сердечными увлечениями, участием в литературных сборищах, театром, творчеством. Причем творчеством, пожалуй, в последнюю очередь. За весь год написано всего лишь около двадцати стихотворений, да и то в большинстве эпиграмм, мелких набросков. Урывками продолжает создаваться «Руслан и Людмила».

18 декабря 1818 года Александр Тургенев пишет в Варшаву находящемуся там Петру Вяземскому: «… Сверчок (арзамасское прозвище Пушкина – Б.Б.) прыгает по бульвару и по б… „ Стихи свои едва писать успевает. Но при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песню поэмы…».

Ох, уж этот беспутный образ жизни! Друзья вразумляют, Тургенев с Карамзиным нравоучениями замучили… А тут еще дома житья не стало. И все из-за кузины любезной, Екатерины Марковны. Казалось бы: сама стихи марает, все им написанное наизусть помнит, сестры Ольги подруга задушевная, и на тебе – насплетничала матери о его сомнительных знакомствах… И откуда только все знает? Старая дева, гусар в юбке… Ну да ладно, он еще припомнит ей эти сплетни… Да кабы только это душу терзало! Ведь вся Коломна, весь свет языки чешет. Еще бы! Такое событие, такой нонсенс! – одну из первых петербургских красавиц, девятнадцатилетнюю соседку его милую, Катрин Буткевичеву, просватали за старикашку-миллионера. Ему же уже за семьдесят!! Тургенев рассказывал, что на обеде у «жениха» только и разговору было, что о предстоящей свадьбе. И не стесняется развратник старый. Ведь он же, в сущности, просто купил Катюшу, как девку крепостную. Когда, бишь, они венчаются? Говорят, что в конце января… Вот тебе и Валериан Стройновский! А что он знает о нем? Ну, старик, граф, сенатор, миллионер, живет тут же рядом в Коломне… Что еще?

За окном зимнее петербургское утро. Пушкин лежит на постели в полосатом бухарском халате, на голове ермолка. Возле кровати – стол, на нем книги, бумаги. Он стремительно пишет, зачеркивает, кусает огрызок пера, снова пишет:

« Я каждый день, восстав от сна,

Благодарю сердечно бога

За то, что в наши времена

Волшебников не так уж много.

К тому же – честь и слава им! -

Женитьбы наши безопасны…

Их замыслы не так ужасны