«Письмо Татьяны предо мною;

Его я свято берегу,

Читаю с тайною тоскою

И начитаться не могу…


или слова Маши Троекуровой в «Дубровском»: «Нет, – отвечала она. – Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского… Я не обманывала. Я ждала вас до последней мину ты…».


Однако он наступает, этот, для юного Пушкина, нелепый, противоестественный, тяжкий, как дурной сон, день. В метрической книге Покровской, что в Большой Коломне, церкви 29 января 1819 года появляется запись: «Господин тайный советник, сенатор и разных орденов кавалер граф Валериан Стройновский венчался с дочерью генерал – лейтенанта Александра Дмитриевича Буткевича Екатериной Александровной. Жених вдов, а невеста девица». Поручителями были, Министр внутренних дел Осип Петрович Козодавлев, сенатор и кавалер Павел Пущин, генерал-лейтенант и кавалер Александр Буткевич. Эти поручители интересны как ближайшее окружение жениха и невесты. О.П. Козодавлев, конечно, поручитель со стороны жениха. Он был всего лишь на семь лет моложе графа. Вероятно, основой их дружбы и многолетнего знакомства было сходство общественных интересов и взглядов.


Павел Петрович Пущин, скорее, поручитель со стороны невесты. Жил через дом от Буткевичей, за углом, по Большой Садовой. Его родной брат, Иван Петрович, был отцом друзей Пушкина – декабристов Михаила и Ивана Пущиных. Пушкин был знаком и с сыном поручителя, Петром Пущиным. Мы не располагаем какими-либо документальными материалами или свидетельствами о подробностях этого венчания и, естественно, бывшего за ним торжественного обеда или ужина. Не знаем, кто, кроме, несомненно, многочисленных зевак, присутствовал на церковном обряде, кто был приглашен за свадебный стол…


По запискам Маевского можно предположить, что, кроме поручителей, в церкви и на свадебном обеде могли быть вся семья Буткевичей, их сосед генерал-лейтенант Ивелич, тоже с семейством, граф Д.И. Хвостов, его двоюродный брат А.С.Хвостов, старшая дочь А.Д. Буткевича (от первого брака) Варвара Татищева с мужем Александром Ивановичем, через шесть лет председателем Верховного суда над декабристами… А со стороны жениха? Здесь трудно говорить. Мы не знаем петербургских приятелей и знакомых Стройновского. Возможно, их было тоже не мало, включая и А.И. Тургенева. Могли быть и Пушкины. В любом случае, эта свадьба была «эпохальным» событием в размеренной и скучной жизни петербургской Коломны.

Проходят первые две недели «медового месяца молодых». В эти дни Пушкин заболевает.


12 Февраля 1819 года А. Тургенев пишет Вяземскому: «Пушкин слег, старое пристало к новому, и пришлось ему опять за поэму приниматься…» Наверное, тогда и были написаны строфы, бывшие заключительными в IV песне поэмы:


« Что будет с бедною княжной!

О страшный вид! Волшебник хилый

Ласкает сморщенной рукой Младые прелести Людмилы;

К ее пленительным устам

Прильнув увядшими устами,

Он, вопреки своим годам,

Уж мыслит хладными трудами

Сорвать сей нежный, тайный цвет,

Хранимый Лелем для другого;

Уже… но бремя поздних лет

Тягчит бесстыдника седого -

Стоная, дряхлый чародей,

В бессильной дерзости своей

Пред сонной девой упадает;

В нем сердце ноет, плачет он,

Но вдруг раздался рога звон…» >3


Тургенев – Вяземскому: «19 февраля 1819 года.... Пушкина не видел еще, но он должен быть неприступен…» (курсив наш – Б.Б.). В литературе о Пушкине мы не встречали комментария и попытки объяснить эту фразу Тургенева. Ее трудно понять иначе, как характеристику депрессивного, мрачного настроения Пушкина, его нежелания видеться и общаться с кем-либо.


Что могло быть поводом к такому настроению? На основании чего Тургенев считает, что «он должен быть неприступен»? На что он намекает? Вяземский, конечно, понял смысл этого намека. В конце января того года он был в Петербурге, а может быть, и на свадьбе Стройновского. Отсюда и отсутствие упоминания о ней в их переписке.