– Не знаем, – хором ответили парни.

Кира почувствовала себя неуютно под их обескураженно-недоверчивыми взглядами и поспешила подняться на ноги. В голове мелькнула вереница маленьких ярких звёздочек, а окружающий мир слегка покачнулся.

– Осторожно, – сказал рыжий парень, подхватывая её.

– Не девчонка, а какая-то ходячая неприятность, – хихикнул второй.

Она смущённо покраснела и торопливо пробормотала:

– Спасибо. Мне уже лучше.

– Давай, мы тебя проводим. Ты где живёшь?

«А он ничего, – подумала Кира. – Настоящий рыцарь, герой, как моих в любимых книгах. Не то что второй – трус и эгоист… Но я сейчас не готова болтать о пустяках… Эти голоса. Мне очень страшно. Я должна остаться одна и подумать».

– Нет, спасибо. Я сама. – И поспешила ретироваться. Она чувствовала слабость в ногах, но продолжала бежать по тропинке в сторону дома: «Сейчас заберусь на чердак, и всё снова станет хорошо и понятно… Лишь бы никого не встретить, а то я могу не выдержать и…».

– Ты куда так спешишь? – смеясь, спросила её бабушка, когда Кира ворвалась во двор и быстро захлопнула калитку. – Мальчики гонятся?

Девочка вздрогнула, посмотрела на неё и неожиданно заплакала.

– Что с тобой, милая? Тебя кто-то обидел? – Бабушка тут же оказалась рядом с ней и обняла.

– Нет, – несчастно прошептала она, уткнувшись в тёплый родной бок.

– Успокойся и расскажи, что приключилось.

– Ничего… Просто устала.

Бабушка посмотрела на свою двенадцатилетнюю внучку с тревогой и тоской: «Она ещё совсем маленькая и глупенькая. Дал бы Бог здоровья, чтобы поднять ребёнка и не оставить сиротой. Пропадёт ведь без меня. Она слишком добрая, доверчивая и ранимая. Эх, девонька, почему мы такие невезучие?».

– Кира, – осуждающе начала бабушка, – мы же договаривались ничего друг от друга не скрывать.

«Но я не хочу тебя расстраивать! Расскажу, а у тебя давление подскочит… Потом буду чувствовать себя виноватой и дрожать от ужаса, что ты тоже возьмёшь и оставишь меня одну. Я должна беречь тебя… А с голосами разберусь сама, я же взрослая и умная», – решила она и вытерла слёзы.

– Что молчишь, как партизан?

– Бабуля, не волнуйся, просто меня пчела укусила, вот я и разревелась, – на ходу придумала Кира уважительную причину своих нюней.

– Да? Покажи?

– Не могу, она меня в неприличное место укусила.

– Это в какое? – хмыкнула бабушка.

– В жопу, то есть, в попу, – быстро исправилась Кира, зная, что нехорошие слова в их семье не поощряются и наказываются прополкой грядок.

– Ну-ну… Кира, перестань меня водить за нос, – строго сказала бабушка. – Если сейчас же не признаешься, то будешь сидеть в чулане и думать над своим поведением.

– Но…

– Я больше не желаю слышать враньё!

Ей стало обидно: «Я о ней забочусь, а она кричит. Несправедливо!».

– Знаешь, что ложь – это грех. Я стараюсь воспитать тебя отзывчивой, честной, а ты…

«Не правда! Я из лучших побуждений, ради тебя… Мне безумно страшно, словно что-то ужасное забралось ко мне в сознание. Оно пока спит, но я знаю, на что способен этот вкрадчивый шёпот… Бабуля не понимает и… Вдруг она разлюбит меня?», – подумала девочка и неожиданно для самой себя вскрикнула:

– Я сошла с ума!

Женщина испуганно вздрогнула, взмахнула руками и присела на деревянную скамейку, стоящую рядом.

– Да, что ты такое говоришь?

– Я купалась в пруду… Потом меня кто-то потянул, я стала тонуть… Затем мне показалось, что слышу голоса. Они звали, говорили, что стоит лишь впустить их, поверить… Мне страшно, бабуль!

– Не бойся, малышка, – поспешно проговорила пожилая женщина и, как можно бодрее, продолжила: – Ты просто перенервничала, сейчас выпьем горячего чайку с мелиссой, поедим твои любимые пирожки с ревнем, и все неприятности забудутся.