Такой особняк был бы не по карману даже столь преуспевающему хирургу, как Джордж, но ему не пришлось за него платить: дом перешел к нему от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда Джорджа, отец которого и купил его в 1884 году. У этого здания даже было имя – «Страж Залива», как у всех имений или замков в английских романах, и это внушало Джинджер благоговейный трепет: в Бруклине, где она выросла, у домов не было имен.

В клинике Джинджер никогда не тяготило присутствие рядом с ней Джорджа: он был ее шефом, и, безусловно, она уважала его, но при всем при том он оставался вполне земным человеком. Здесь же, в старинном особняке, она впервые почувствовала, что он принадлежит к высшему сословию и между ними пролегла пропасть. Джордж не проявлял высокомерия, в этом его как раз нельзя было упрекнуть, но сам аристократический дух, витавший в комнатах и коридорах «Стража Залива», нередко напоминал ей, что она здесь чужая.

Угловой флигель для гостей, в котором поселили Джинджер, был обставлен довольно скромно по сравнению с другими комнатами особняка, и она чувствовала себя почти как в своей квартире. Пол из дубового паркета был устлан цветастым ковром в голубовато-розовых тонах, стены тоже были бледно-розовыми, а потолок – белым. Кленовая мебель – шкаф, ночной столик, комод – когда-то принадлежала прадеду Джорджа, владевшему многими торговыми судами. Пара старинных кресел с прямыми спинками была обита розовым шелком: подставки светильников на ночных столиках когда-то служили канделябрами (они были выполнены в стиле «баккара»), а теперь напоминали о том, что относительная простота убранства комнаты покоится на изящном основании.

Джинджер подошла к столику и стала рассматривать черные перчатки на салфетке. Как и в бесчисленных предыдущих случаях за минувшие десять дней, она примерила их, сжимая и разжимая ладони в ожидании приступа страха. Но это были обычные перчатки, купленные ею в день выписки из больницы, и они не обладали чудодейственной, могущественной силой обращать ее в паническое бегство. Джинджер не без некоторого разочарования сняла их.

Раздался стук в дверь, и голос Риты Ханнаби спросил:

– Джинджер, дорогая, ты готова?

– Сейчас иду.

Джинджер бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале на столике и подхватила с кровати сумочку.

В трикотажном костюме лимонного цвета и кремовой водолазке с лимонным воротником, в зеленых туфельках в тон платью и с лаковой сумочкой в тон туфелек, с малахитовым, на золоте, браслетом на запястье, золотоволосая Джинджер казалась себе просто шикарной, во всяком случае, одетой со вкусом.

Но стоило ей только выйти в коридор и взглянуть на Риту Ханнаби, как она тотчас же скисла, почувствовав свою несостоятельность в сравнении с ней.

Такая же худенькая, как и Джинджер, Рита была на шесть дюймов выше ростом, и все в ее облике выглядело по-королевски: и безукоризненно подстриженные гладкие темно-каштановые волосы, и нежная кожа лица, и полные губы, смягчающие его несколько строгие черты, и лучистые серые глаза. На Рите были строгий серый костюм, жемчужное ожерелье, жемчужные серьги и черная шляпа с широкими полями.

Но больше всего поразило Джинджер то, с какой неподдельной легкостью она держалась. По ней никак нельзя было сказать, что она специально готовилась, чтобы произвести своим внешним видом триумф. Нет, глядя на нее, можно было скорее подумать, что она родилась такой ухоженной и одетой по последней моде; элегантность была ее естественным состоянием.

– Ты потрясающе выглядишь! – воскликнула Рита.

– Но рядом с тобой я чувствую себя замарашкой в синих джинсах и свитере, – ответила Джинджер.