Все подписала, на все согласилась. Заплатить за ложный вызов? Ради бога, только какой же он ложный? И это соседка в 911 звонила, сигнализация же выла. Все равно ее вина? Окей! Согласна. Уходите уже!
Глава 29
Майкл вернулся домой мрачный – исключили. К допинг-контролю не допускают. Господи, ну что за день такой несчастливый… Нина пошла в душ. Открыла горячую воду. Еще горячей, чтоб почти ошпариться, смыть с себя все сегодняшнее невезение, чуть не с кожей отодрать. Дурных слов о тренере она больше не произнесет. Ни одного. Никогда. Зачем нервировать мальчика? Ему еще хуже, чем ей. Что это он кричит под дверью? Не слышно же ничего, болван ты этакий. Глупый неопытный птенец. Вода же все заглушает.
Майкл забарабанил в дверь кулаком:
– Мама, мама!!!
Нина выскочила в халате, не вытершись. Даже помыться нормально ей нельзя, не заслужила она такой роскоши у судьбы.
– Что?
– Я беру твою машину. Лариса звонила, допустили! Послезавтра в два часа дня у меня допинг-контроль вместе со всеми! Срочно еду в спортивную клинику для промывания желудка.
Счастье почему-то пролилось слезами. Или это сегодняшний пожар ее доконал? Пожарный-украинец показался вполне похожим на мафиози. Совсем она спятила на нервной почве.
Ну, используют имя Мартина Ива – и пусть себе используют. Она не возражает, не вякает, будто и не слышала ничего в новостях. А Майкл и вовсе ничего не знает и знать не может. Какой еще брат-близнец? Такое только у Шекспира читал. Впрочем, он-то как раз не читал. Все, проехали, забудь об этом, Нина, не терзай себя зря. До-пус-ти-ли!
Она плакала, размазывала слезы по щекам. Высморкалась в полу халата. Черт с ним, сама же и выстирает.
– Мишенька, счастье-то какое!
Они сидели, обнявшись, на диване. Майкл обхватил маленькую маму длиннющими руками. И когда такие грабли успели вырасти?
– Ну, что ты разнюнилась, глупенькая? Все же очень хорошо. Вот… Буду участвовать в чемпионате мира…
– А почему они в последнюю минуту передумали? Что Лариса говорит?
– Она сама ничего не понимает. Наверное, это Лысенков помог.
Нина похолодела от ужаса.
Интуиция ее не подвела, имя Мартина Ива всплыло не случайно. Не случайно, не случайно, не случайно… Чего он хочет? Тот, кто теперь носит фамилию Лысенков? По-прежнему визами промышляет? Она была первой его клиенткой? Случай с Нининой визой навел его на идею преступного бизнеса, о котором по телевизору говорили? Он тогда еще, когда Нина в Риме сидела, грозился будущего ребенка, Элайну, отнять! Ивашкевич сказал, что это дешевый шантаж, и Нина Ивашкевичу поверила. И тридцать лет жила спокойно, ничего о проклятом Лысенкове не знала и не слышала. И вот он появляется, когда она на пороге счастья! Да-да, на пороге счастья! У Лермонтова это где-то описано… При чем тут Лермонтов?! Тут Артемий! Единственный и ненавистный!
– Мам, ты чего?
– Какой Лысенков? – спросила спокойно.
– Я сегодня в буфете познакомился с русским мужиком. Он мне сказал, что меня сняли, еще до того, как списки вывесили. Стал меня утешать, мол, ерунда, не расстраивайся. А потом и говорит, что он им, то есть Canadian Skating Union, «кисло сделает». Интересно как сказал, да? Спровоцирует он их. Скажет, что непрестижно только одного человека в мужском одиночном выпускать. Ну, они, наверное, и отреагировали. Какой умный мужик! Завтра найду его, спасибо скажу…
– Нет! Не смей с ним общаться, слышишь?! – Нина вскочила, заметалась по комнате. – Майкл, я же просила тебя, stay away from Russians![9] Я тебя заклинаю, я тебе приказываю, слышишь?
Голос сорвался, ей казалось, что она кричит, но она шипела. Не разбирая слов, забыв о педагогике. Снежный ком катился с горы. Почему снежный? Снег – всего лишь замерзшая вода. Гнусная ярость рвалась из ее рта: