– Напуганный?

– Не то чтобы уж очень, но обычно он хорохорится, а сегодня какой-то тихий был, пришибленный. Но встревоженный. Я спросила, чего он такой, он сказал, что дождь на нервы действует.

– Дождь всем на нервы действует.

– А Василия, значит, убили?

– Несчастный случай, – на всякий случай соврал Павлов.

– Машина сбила?

– Машина.

Ямщикова убили в районе двух часов ночи. Судя по истории перемещений его телефона, в два часа тридцать минут угнанный микроавтобус уже находился в городе. Сам же Ямщиков в это время уже лежал в темноте на обочине дороги. Убить его мог Шарьялов. Убить, угнать машину, бросить ее за городом, вернуться домой, а первым автобусом снова отправиться в Волговодск. А потом сжечь микроавтобус. Не сообразил сделать это сразу, поэтому вернулся.

– А Шарьялов на работу ехал, не знаете?

– На работу.

– А когда рабочий день начинается?

– У них не рабочий день, а смена. Начинается в семь утра.

Узнать, когда Шарьялов прибыл на работу, будет нетрудно. Если без опозданий, то вряд ли машину сжег он. Хотя мог и успеть… В общем, возможный маршрут его передвижений нужно составить, расчет времени произвести.

– А выстрел из ружья вы в первом часу слышали?

– Ну, может, и приснилось.

– В первом часу?

– Где-то без двадцати час было, я на часы глянула. Еще подумала, смогу заснуть или нет… Заснула. Сразу заснула!..

– И как Шарьялов стучал в калитку, не слышали?

– Не слышала.

Максим пожал плечами. В двадцать минут первого Ямщиков находился дома, в кого же тогда стреляли из ружья? Или и в самом деле Арине Ивановне выстрел приснился. Дождь по крыше стучал, на подоконник капало, могло и присниться.

Максим поблагодарил за чай, вышел из дома, позвонил своему подчиненному, поставил задачу, отправил Гуцулова на комбинат – узнавать про Шарьялова. Трогать подозреваемого пока не велел.

Он вернулся к дому Шарьялова, еще раз осмотрел двор и заметил резиновые сапоги у ржавой бочки, куда стекала дождевая вода. Сапоги мокрые как снаружи, так и внутри, но чистые. Тряпка валялась, которой эти сапоги мыли. Там же на старой табуретке лежала тряпка почище, на земле валялся кусок мыла. И всеми этими предметами, казалось, недавно пользовались. Дождь уже третий день льет, грязь на тряпке, которой мыли сапоги, уже бы размокла, а там все еще комочки, еще не размылись. И сапоги внутри не совсем еще намокли. Не так уж и давно их поставили. А мыли зачем?.. И дверь, возможно, мыли. Тряпкой, которая лежала на табуретке. Тряпкой с мылом. Зачем?

Павлов услышал хлопок, с которым захлопнулась крышка багажника. И вспомнил про «Гранд Чероки», стоявший у дома из красного кирпича. А закрылся именно багажник, дверь закрывается тише.

Максим не стал подходить к сетчатому забору, отделяющему один участок от другого. Земля здесь хоть и не чернозем, почва с преобладанием песка, но все равно грязно, увязнуть можно. Тем более что к соседнему дому он мог пройти, не испачкав обуви.

Молодая женщина открывала ворота торопливо, еще и поглядывая по сторонам. Увидев Максима, женщина стушевалась, напряглась, но ворота все же открыла. Внедорожник стоял с заведенным двигателем.

– Куда-то собрались? – спросил Максим.

Женщине на вид лет тридцать. Куртка на ней спортивная, на голове капюшон, из-под которого выбивались светлые завитушки волос. Легкий макияж на лице, глаза кое-как накрашены, губы наспех подведены. Волосы чистые, как будто их только что вымыли. Видно, женщина приняла душ, кое-как накрасилась и отправилась в дорогу. А тут вдруг непонятно кто. Женщина заметно нервничала, Павлов явно смутил ее своим появлением, хотя она и пыталась не подавать виду.