Три дома на отшибе, соединенные между собой газовой трубой. Один из красного кирпича, небольшой, но на высоком фундаменте, обложенном декоративным камнем, и под крышей из битумной черепицы. По фасаду забор металлический, профлист к столбам прилегал плотно, во двор не заглянешь. Но дом можно было рассмотреть с дороги, через простой сетчатый забор, отгораживающий дом от пустыря. Забор этот слабенький, сетка рабица кое-как пристегнута к старым столбам. Павлов еще с дороги заметил, что два столба практически лежат, и сетка в этом месте стелется по земле. Заходи кто хочет. Машину можно взять. Внедорожник во дворе стоял, старый «Гранд Чероки» еще второго поколения. Он стоял под навесом, который тянулся через весь двор от ворот до самого крыльца.
Также двор первого по счету дома просматривался через соседский забор, низкий, штакетный, когда-то очень давно покрашенный зеленой краской. И ворота деревянные, вросшие в землю, одна только калитка железная. Краска на ней сохранилась лучше, чем на остальной части забора. В нижней части калитки сохранилась только по кромке. Потрескалась, отслоилась, а сейчас отмокала на дожде. По этой калитке и бил сегодня ночью Ямщиков ногой. И бил ногой, похоже, не только он один. Кто-то совсем недавно врезал по калитке ногой, приложив к ней всю подошву, даже протектор отпечатался. Рельефный протектор. А у обуви Ямщикова подошва простая, практически гладкая.
Шарьялов здесь жил. Дом старый, из саманного кирпича. Крыльцо низкое, высотой в один кирпич, козырька над ним нет, и крыша за края дома не выступала. Переступив порог, хозяин сразу же попадал под дождь.
Во дворе садовые деревья, кусты, но все запущенные, неухоженные, небеленые. Навес к дому пристроен, гнилые столбы с трудом удерживали тяжелую шиферную крышу. Под навесом старый «Запорожец». Без колес, без лобового стекла, крышка капота снята, мотора под ней не видно. Да и не могло там быть мотора. Двигатель у «Запорожца» сзади. Мусор во дворе, поддон деревянный валяется, старое дырявое ведро. На углу дома железная бочка – под сливом водосточной трубы.
Видел Максим и собачью будку без крыши, с оторванной доской по верхнему венцу, мало того, еще и перевернутую. А пса не замечал. Может быть, спрятался где-нибудь под навесом или дом не охранялся.
Знать о себе давали собаки из соседних дворов, но гавкали они вяло, уныло из своих будок. Не хотелось им лезть под дождь, это уголовному розыску все нипочем.
Павлов постучал в калитку еще, на этот раз сильней. И калитка открылась. Засов слетел, повис на одном шурупе.
Максим не поленился, осмотрел засов. С мясом его вырвали. Возможно, Ямщиков ногой приложился или тот, кто оставил след подошвы на калитке. И без того хлипкий засов слетел с крепления, калитка открылась, что было дальше, Максим мог только догадываться. Вряд ли злоумышленник разнес будку; судя по всему, ее сломали уже давно, крыши-то нигде не видно. И хозяина вряд ли убили. Кто-то же вернул засов на место, вставил вырванные с мясом шурупы в старые гнезда. Создал, так сказать, видимость целостности, которую майор Павлов только что нарушил.
Собака не угрожала – Максим беспрепятственно прошел к самому дому. И там следы вторжения. Кто-то не так давно бил ногой в дверь. Все тот же след рельефной подошвы на дверном полотне. Но вряд ли злоумышленник добился своего. Дверь хоть и старая, но крепкая, из толстых, плотно подогнанных досок. И открывалась она во двор, и к дверной раме прилегала плотно, внахлест. А по-другому нельзя: во время дождя дверь заливало, и вода могла попасть в дом.