Вскоре после нашей поездки в Роухайд мама позвонила тете Рут спросить, не хочет ли Макгроу прийти поиграть со мной.

– Не отвечают – опять, – сказала она, вешая трубку. – Их же восемь человек в доме, как такое может быть?

Мы поехали к тете Рут и стали стучаться в двери. Прижимались носами к окнам. Никого. Когда мы вернулись к себе, мама позвонила в Манхассет – беспрецедентная расточительность! Пожалуй, это был первый междугородный звонок за всю историю нашей семьи. Коротко переговорив с бабушкой, мама дала отбой. Лицо ее было бледным.

– Они уехали, – сказала она.

– Что?

– Тетя Рут с детьми возвращается в Манхассет.

– Навсегда?

– Похоже на то.

– И когда они уехали?

– Я не знаю.

– Но почему?

Пустое лицо.

Мы так и не узнали причины. Но, скорее всего, тетя Рут с дядей Гарри разругались, он вернулся обратно в Нью-Йорк, и она помчалась за ним. Но точно этого выяснить не удалось, потому что тетя Рут была не из тех, кто объясняется.

Без кузенов Аризона в одночасье превратилась для меня из рая в чистилище. Наступила невыносимая, пугающая жара, а до лета оставалось еще несколько месяцев. В «Фольксвагене» не было кондиционера, и когда мы с мамой ездили в магазин купить чего-нибудь прохладительного, на нас накатывали волны жара и до самого горизонта глаз не замечал никакого движения, кроме фонтанчиков пыли да редких клубков перекати-поля. На фотографии того времени, где я жду школьный автобус, я похож на первого человека на Марсе.

Чтобы немного отвлечься, мы с мамой по вечерам выбирались прокатиться. В Аризоне не было роскошных особняков, чтобы любоваться на них, и даже Шелтер-Рока. Просто ровная пустыня, без конца и края.

– Давай вернемся в Манхассет, – предложил я.

– Мы не можем, – сказала мама. – Мы все продали. Я ушла с работы. Теперь мы живем здесь.

Она огляделась и потрясла головой.

– Это наш… дом.

В субботу, помогая маме разбирать последние коробки с нашими пожитками, прибывшие от бабушки, я обнаружил двухфутовое приспособление синего цвета, похожее на поршень с двумя рукоятками на концах. Это был «Волшебный увеличитель груди», если верить надписи на упаковке. Я решил дать приспособлению шанс.

– Что такое ты делаешь? – спросила мама, увидев как я, раздевшись до пояса, сжимаю тренажер, стоя перед зеркалом.

– Увеличиваю грудь.

– Это для женщин, – сказала она. – Это не то увеличение, о котором ты подумал. Дай сюда.

Мама забрала у меня устройство и нахмурилась. По ее лицу я понял, что иногда представляю для мамы такую же загадку, как она для меня.

– Тебе скучно, да? – спросила мама.

Я отвел глаза.

– Давай съездим в ненастоящий город, – предложила она.

На входе в Роухайд мы поздоровались с механическими ковбоями. «Если не переправимся через Рио-Гранде до августа…» Зашли в салун, и мама купила два лимонада и пакет попкорна. В баре пахло пивом и сигарами, отчего мне сразу вспомнился «Диккенс». Интересно, были у них в последнее время перестрелки пирожными? Мы присели на скамейку под навесом салуна и стали передавать друг другу попкорн. Перед нами разразилась вооруженная стычка – прямо посреди улицы. Четверо парней сказали шерифу, что теперь это их город. Они грозили пистолетами. Шериф тоже. Выстрел. Шериф упал.

– Превосходство в числе, – заметила мама, – и в силе.

Когда мертвый шериф поднялся и стал отряхивать с себя пыль, мама повернулась ко мне. Есть идея, сказала она. Отправить меня в Манхассет на лето.

– Это единственный вариант, – объяснила мама. – Я не могу допустить, чтобы ты все лето просидел в одиночку в квартире. Пару часов после школы еще ладно, но ты не можешь сидеть один, день за днем, целых три месяца. А пока ты будешь в Манхассете, я возьму еще работу и постараюсь отложить денег на мебель.