Я не знаю. Не знаю.

Ясно только то, что телефон мне необходим для связи, и с этой функцией отлично справлялся мой старый аппарат, от которого с легкостью избавился Рома.

Хорошо, что все контакты сохранены в памяти сим-карты, и я не беспокоюсь о том, что могла навсегда лишиться нужной мне информации.

Вернуться в автомобиль на теплое уютное сиденье мне не хватает той решительности, с какой села впервые к незнакомцу. Тогда я была в безвыходном положении, а сейчас прячусь здесь, как последняя трусиха.

Не горю желанием вызвать у него жалость. Меньше всего хочется, чтобы он видел, где я живу. Обычно я не стыжусь этого, но не рядом с ним, когда от меня отчетливо исходит отвратный запах. Запах нищеты.

Зайдя за угол своего дома, жду, когда элитный автомобиль тронется с места.

Прячу ледяной кончик носа в шарф, завязанный на шее поверх куртки, и прикрываю глаза, будто мысленно посылаю ему просьбу уезжать отсюда скорее.

Как только думаю об этом, раздается хруст снега под шинами колес, позволяя мне спокойно выдохнуть.

Уехал.

Я промерзла до костей, отчего могу в любой момент заболеть, и это будет совершенно некстати. У меня конкурс изобразительного искусства на носу. Серьезное мероприятие, к участию в котором допускаются лишь те, кто прошел предварительный отбор. Я долго шла к этому, и ни в коем случае не хочу упустить шанс продемонстрировать свой талант. Поэтому первым делом решаю попарить ноги и выпить горячий чай.

В доме, в котором последнее время стараюсь не задерживаться дольше ночи, не горит свет. Мысль о возможном отключении электричества не дает покоя, но все же надеюсь, что завтра успею оплатить все счета деньгами, которые заработала в течении этой непростой недели.

Слава богу, входная дверь не заперта, и сегодня мне есть, где переночевать, а не как в прошлый раз — просидеть во дворе на лавочке.

Стараюсь неслышно проникнуть внутрь жилища, которое пропахло сигаретами и выпивкой. Преобладающий запах чего-то кислого и протухшего способен вызвать у любого человека позыв рвоты, но я настолько привыкла, что не обращаю никакого внимания на зловоние и атмосферу в целом.

В доме все еще тепло — вот что важно. Вот что радует по-настоящему мои конечности-ледышки. И совсем огорчает тот факт, что родной дядя вновь распивал алкоголь со своими дружками из соседних домов. И похоже, что вся эта компания теперь расположилась у нас. Храпит, лежа прямо на полу.

Переступить через распластанные тела в кромешной темноте и не зацепить кого-нибудь не так-то просто.

Кое-как все же удается пройти в свою комнату на деревянных ногах и остаться при этом незамеченной. А еще по-настоящему радуюсь тому, что не обнаруживаю в ней ни одного постороннего человека. Особенно того, кто был бы рад застать меня в ней в одиночестве. Как когда-то...

После того случая я самостоятельно соорудила на двери несколько замков в комнату, и теперь никто не смеет заходить в мою обитель, и не имеет больше права беспокоить меня. Даже единственный родственник — брат отца — знает: я не открою, если не постучать особым способом.

И все равно я не ощущаю себя в полной безопасности, запираясь в маленькой комнате на втором этаже. Пребывая в этом доме, я не чувствую себя полноправной хозяйкой, хотя по привычке стараюсь держать в порядке этот полуразваленный дом.

Почему тогда здесь живу? Просто больше негде.

Дядя уже давно ничего не делает в этой жизни, спускает свою мизерную пенсию на выпивку и веселье. Поэтому, чтобы не остаться совсем на улице, квартплату приходится тянуть мне. Я также покупаю продукты питания за свою небольшую стипендию, а в последнее время за ту материальную возможность, что достается мне от работы в ночном баре, где тружусь не так давно.