Он не смотрел на меня, не смотрел вообще ни на кого.
– Проходи присаживайся, – я подошла и хотела взять его за руку, чтобы отвести на его место.
Он дёрнулся и посмотрел на меня, как мне показалось, слишком зло для шестилетнего ребёнка.
– Ну, что ж, как хочешь. Выбери любое место, какое понравится, – улыбнулась я ему.
Весь оставшийся урок, Марат – так звали мальчика, просидел над коллажем, но не сделал ровным счётом ничего. Когда я подходила, чтобы ему помочь или подсказать, он только насупливался, складывал ручонки на груди и всем видом показывал, что в помощи не нуждается.
На перерыве я подошла к Любе и спросила:
– Нелюдимый какой парень этот Марат. Посмотри контакты родителей на всякий случай.
Люба вздохнула, заклацала алыми ногтями по клавиатуре.
После перерыва я все же решилась присесть рядом с Маратом и показать, как вырезать фигуры из цветной бумаги для коллажа. Он внимательно смотрел, но, когда взял в руки ножницы и попробовал сам, у него ничего не получилось.
– Давай попробуем ещё раз, все получится, – попыталась я его приободрить.
Он вызывал во мне смутное чувство беспокойства. Откуда же взялся этот ребёнок, что такое с ним было, что он вёл себя настолько не по-человечески.
Он глянул на меня исподлобья, как волчонок, и бросил мне в лицо ножницы. Я едва успела увернуться, но все-таки вскользь лезвие чиркануло меня по щеке.
Марат смотрел на меня испуганным взглядом, словно только сейчас понял, что сделал. Я не сказала ни слова. Молча встала и вышла из студии в холл. На сегодня с меня хватит.
– Что это? – Люба показала на моё лицо.
Я потрогала скулу. На пальцах осталась кровь. Я пошла в туалет, посмотрела на себя в зеркало. Совсем небольшой порез на скуле. Заживёт, даже шрама не останется.
«Этот чудесный день продолжается», – подумала я. Ко всему уже случившемуся, конечно, не хватало, чтобы мне порезали лицо. Хорошо в глаз не попал. Снова нахлынули воспоминания. Я опять вернулась мыслями в адское утро.
Теперь это уже была не одна сцена целиком, а только картинки и самые болючие подписи к ним. Чтобы поняла, какой нужно быть! Улетевшая! Ты же безалаберная! Прилети на землю! Ты нелепая! И самоё жестокое – мне бывает стыдно идти с тобой по улице!
Как он так мог? Говорил же, что любит. Мне казалось, я никогда не видела по глазам Игоря, что он врёт. Или я никогда по-настоящему ничего и не пыталась разглядеть в его глазах? Может, и не любил он меня никогда. Как он там сказал: «Секс, Марго, секс хорош».
То есть в постели я его устраивала, но вот вылезать из постели и как-то жить эту жизнь, по его мнению, мне не стоило. Сразу все уроню, разобью, да и сама уронюсь и разобьюсь. Он даже оказался прав в чем-то. Я и правда чуть не попала под машину и растянулась на полу, когда вошла в студию. Мне вспомнились заботливые руки мужчины из авто, его раскосые внимательные глаза, будто он понял мое состояние.
Слезы покатились по щекам. Я не хотела плакать. Предательские слезы текли сами собой. Мне стало так жалко себя. Но я уже решила, что это последний раз, когда я себя жалею. Нужно решить, куда я отправлюсь сегодня после работы. Не возвращаться же домой. Я не перенесу ещё одного подобного разговора с Игорем. День я как-нибудь проведу, но вот вечером.
Возвращаться в нашу с Игорем квартиру, мы вместе её снимаем, я даже не думала. Но где-то мне нужно обосноваться. Может, попроситься к Любе переночевать? Я тут же разозлилась на неё. За то, что она очень похожа на тех девиц, что так нравятся Игорю. Все как по лекалу. Вылизанная, гладкая, отштукатуренная, в нужных местах подкаченная.