Меня удивляла твоя изменчивость в проявлениях ко мне. 10 класс заканчивался относительным спокойствием в наших отношениях. Даже какая-то насмешка мне ощущалась под конец 10 класса. А потом я совершенно случайно летом встретил тебя на Ватутино, когда ты с Олей Сухоруковой гуляла. Когда мы заметили друг друга, то и не думал, что наш разговор станет настолько лёгким и дружеским. Я был обрадован тогда. Вы с Олей так участливо меня спрашивали о моих делах. И я тогда предчувствовал, что 11 класс начнётся точно так же, но с самого сентября 2002 я встретил с твоей стороны лёгкие подколки и некую холодность в мою сторону. Меня как будто холодной водой облили. И вот так было между нами ещё с первых лет знакомства, когда судьба нас свела вместе. Как же всё по-дурацки у нас происходило: то добрые друг к другу, то потом опять что-то портили. И вот эта постоянная изменчивость, видимо, мешало мне раскрыться тебе. Я всё время подозревал подвох с твоей стороны. Я был безгранично мнительным парнем, который своим глупым умом мешал сердцу решать самые важные вопросы жизни.

Юленька, в конце 90-х и начале нулевых, по моему мнению, были самыми важными уроками любви и опытом важных отношений для меня. Я благодарен жизни, что в ней есть ты, Юля. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько же много всего хорошего я получал от тебя, а все мои раздражения тогда на некоторые твои выходки в виде обидных слов или твоей попытки играть на ревности лишь туманили моё восприятие. Я тогда видел в твоих эмоциях некое высокомерие и самоуверенность, но не замечал в твоих действиях попытки растормошить мою чувственность к тебе. Мнилось в твоих поступках старания подчинить меня, но одновременно с этим мысленным усилием я пытался заглушить самую очевидную догадку – ты просто хотела ответной любви. Я не помню точно, когда ты появилась в нашей школе, начиная с 7 или 8 класса? Видимо, мой мозг пытается спасти меня от того, что я ещё больше испугаюсь правды, если пойму – сколько же лет на самом деле я был тупым и безвольным. Но что я помню точно, так это твои попытки открыто показать свою привязанность ко мне. И только моя непомерная стеснительность и незнание уроков любви постоянно оттягивали собственные проявления по отношению к тебе.

Но уже тогда я знал, что хочу смотреть в твои глаза часами, обнимать тебя крепче всех, хочу целовать твоё лицо и слышать твой смех. И только моя сдержанность явно заставляла тебя саму злиться на меня, поэтому частенько ты могла что-то сказать мне слегка обидное или упрекнуть за мои увлечения или поведение в некоторых ситуациях, а я себе это раздувал в уме как огромное оскорбление. В такие моменты я внутри себя проговаривал глупые решения: «Я никогда не буду твоей игрушкой. Моя женщина не может так говорить, если по-настоящему любит меня». Я видел только верхушку твоих поступков, но не мог своим излишне скромным и глупым умом признать, что всё то, что ты делала, – это твоя попытка сказать мне: «Лёша, я люблю тебя. Ты нужен мне, дурачок!» И я был действительно дураком, который видел поводы беситься от твоих лёгких подколок или игры на ревность к Косте Козлюку, Жене Горбаченко или тому кадету, который в старших классах постоянно клеился к тебе.

И каждый раз, когда ты внезапно тянулась ко мне игриво с лёгкими прикосновениями, которые напоминали попытки обнять меня или твои откровенные чувственные слова, то я ещё держал в уме недавние обиды на твои слова или поступки, поэтому просто стоял с каким-то слегка ошарашенным видом, который тобою конечно считался неким равнодушием и холодностью. Если ты так думала, то я виноват перед тобой, Юленька. И, наверное, только мои глаза тебе говорили, что «ты мне нужна!», но моя юношеская стеснительность и вечные ошибочные самовнушения о твоей попытке намеренно обидеть меня мешали мне в каждый такой момент ответить тебе взаимностью именно тёплыми чувствами, а не холодностью и глупыми шутками.