Или слюнною харкнуть в крутую

Золота там, в черноте, не найдёшь,

Чумной лопатой глубже копая

Лишь кости трупа разбередишь

На волю смрад выпуская

Клевета и сплетня, как петля и нож

Оружие товарища, моего плача

И режет, и душит настоящая ложь

А по ляжкам течёт гнилая моча

За моим плечом, за моей спиной

Варит сплетни мне дорогой клеветник

Слышу хрипы и предсмертный вой

И к этому тоже как будто привык

– Ну, это как Олег Борисович скажет, – не моргнув глазом заявил мне Фёдор.

– Пока я ещё твой начальник. Раз говорю, значит, должен сделать, – попытался разъяснить я ситуацию.

– Ага, вот именно, что пока, – нагло ответил Фёдор.

Дальше на Федора я наседать не стал, хотя очень и хотелось. Повёл он себя, скажем так, неблагодарно. Я его знаю давно – со школы ещё, он к нам в восьмом классе пришёл, как-то мы с ним сдружились. Язык у него без костей, весело с ним всегда, я ему всегда поддержку давал – пристроил к себе год назад на работу. После школы мы с ним лет пять не виделись, потом случайно на Продэкспо встретились, оказалось, что занимаемся одним и тем же – продажами продуктов питания. У него в компании платили плохо, я его к себе переманил, в отдел, менеджером. Постарался для него: базу дал, с клиентами познакомил, ввёл в курс дела, да и потом всегда помогал, прикрывал от гневных непредсказуемых наездов генерального. Ну, иногда ругал Фёдора – не без этого, – когда он косячил, но никогда на личности не переходил, хотя голос повышал, а он… А что он? Он просто стал меня за глаза грязью поливать, распространять про меня нелепые сплетни по офису, а генеральному и вовсе небылицы рассказывал – и что я больше не на переговоры езжу, а бухать за счёт фирмы; и что с чёрных бонусов для закупщиков, которые им отвожу каждый месяц, кормлюсь; и что конкурентам информацию о контрагентах наших сливаю. Но до поры до времени, он лебезил, улыбался, подчёркнуто дружелюбен был – ровно до того момента, когда я решил уволиться – и его подковерная работа сыграла роль, да и вообще, разногласия с высшим руководством компании поднакопились – пора было менять место работы. Вот тут наш цветочек расцвёл. Фёдор перестал мне отчитываться, разговорил сквозь губу, а как видел нашего генерального, то прямо в струнку вытягивался: «Чего изволите, Олег Борисович? Как скажите, Олег Борисович! Очень правильное замечание, Олег Борисович, сделаю всё как вы говорите». Не знаю, что им двигало. Может, это в пику мне он так себя вёл, потому что считал, что я зажимаю, всегда чувствовал дискомфорт от того, что мне подчинялся (ну ведь не злоупотреблял я. А если и орал, так это когда он сам себя подставлял своим враньём вечным. Бонусы он всегда получал, их для него я всегда зубами выгрызал), а может, натура такая предательская и её не перевоспитаешь. А скорее всего, он думал, что так он заслужит расположение генерального, меня откровенно недолюбливающего, и получит преференции в виде премий, надбавок и прочих бонусов, и должностей.

 Ну да бог с ним. Для меня дружеские отношения всегда значили больше, чем материальные блага. Не стоило из-за этого в грязи валяться. Ну, а для кого-то эта грязь вовсе и не грязь, а дом родной, естественное бытие. А вдруг? Мне такое трудно представить, а другие таких, как я, за дурачков считают. Всё жизнь по своим местам расставит, в конечном счёте.

Прошло три месяца с того дня, как я из той фирмы ушёл. Конечно, без дела я не сидел, уже через месяц устроился в другую, работал – новые знакомства, новые заботы. И вот, возвращаюсь вечером домой, звонок. Смотрю на экран, так, звонит Фёдор. Ну, я примерно знаю, что он хочет. Фирма, из которой я ушёл, а он остался, с месяц как закрылась, не выдержала кассового разрыва – это я от коллег из других отделов знал, иногда перезванивался с ними. Сначала решил не отвечать, а потом разобрало, стало интересно, что он сейчас плести начнёт. Ну да, нет, конечно, у человека совести. Ладно.