Примерно пару месяцев не больше.
Я замечаю сломанную дверь
Моего мира. Замечаю ропщих
Каких-то там проснувшихся людей,
Играющих по очереди в игры
Бездарно воплощаемых идей,
Навязанных посредством травм, конфликтов
Из детских непрощающих минут,
Прошедших без любви, в ущербной роли.
Мы все пришли в тот мир, где нас не ждут,
Где опыт исповедуется болью.
И в этом мире карточных утех,
В котором каждый житель равен пешке.
Нам чувств дороже стал минутный грех,
Тепла дороже блеск от головешки.
И в этом мире, потеснив испуг,
Ко мне явился в пожелтевшей прозе,
В стихах раскрепощённый русский дух,
Как свет лампад, как солнце на морозе.
Проник в меня степенно, по чуть-чуть,
И вытащил из грязного дурмана.
Влюбил в себя, в тебя, во всяку суть,
Окутанную шалью из обмана.
Болезненно-спасительный надрыв
Нейронных связей в черепной коробке
Позволил вызвать чувственный порыв
И мужем стать мальчишечке из робких.
Так выбрал я себе по нраву полк:
Плечом к плечу там Пушкин, Достоевский,
Некрасов, Тютчев, Маяковский, Блок
Цветаева, Высоцкий, Вознесенский,
Есенин, Чехов, Салтыков-Щедрин,
Вертинский, Ломоносов, Окуджава,
Толстой, Набоков, Лермонтов, Куприн,
Булгаков, Бродский, Анненский, Державин…
И тысячи, и тысячи имён,
Что камни забивали в эту стену.
Я, как сетями, словом был пленён
Безропотный сподвижник Мельпомены.
Такой великий шлейф и антураж
Создателей великого искусства
Мне в люльку был положен, как багаж,
Как проводник внутри души и чувства.
А как же жить без чувства и души?
На базе зла дорога быстротечна.
Да, создавать труднее, чем крушить,
Хотя крушить чужое как-то легче.
Вы думаете нас страшит запрет
Каких-то буржуазных непринятий,
Звучащий, как трусливый черствый бред,
Под маской толерантных демократий?
Нас, обтоптавших триста лет тюрьму,
Спешащих в ссылки, лагеря, аулы,
Живущих постоянно на краю,
Вы думаете нас страшит цензура?
Допустим, вам удастся зачеркать
Весь этот пласт, всю нашу самобытность…
А дальше что? Где крайняя черта?
Хоть кто-то оценил опасность рисков?
Вы думаете будет жить Шекспир,
Эрнест Хемингуэй, Камю и Гёте?
Нас ждёт тепличный оруэловский мир,
Где собственная мысль – повод гнёта.
Где массовость сильнее единиц,
Где личность представляется угрозой,
Где под запретом тысячи страниц,
А вместе с ними чувства, трепет, слёзы!
Разруха не в клозетах – в головах.
Душа и дух защитны от оков
И если и за что-то воевать –
Лишь за судьбу печатаного слова.
Опять не сплю до поздней ночи
27.03.2023
Опять не сплю до поздней ночи:
Читаю очень мало книг.
Усталый, неприятный почерк
Бахвальных мыслей и интриг
Готовит почву для поэта;
И я с надеждою грущу
На нежные приметы лета,
В котором что-то напишу,
Вместив в межстрочье гениальность,
Примерив не по праву чин,
Но вновь в конце скачусь в банальность.
И стану средним из мужчин,
Как хочется бежать по небу,
Играя с богом в домино,
Нырять в миры, в которых не был.
Хоть за окном опять одно…
Одно и тоже, год за годом,
И тоже есть моя вина:
Хандра; паршивая погода,
Избыток серости, война.
«Л.»
Поэма.
31.07.2023
I
Пустынная Москва. Лишь изредка извозчик
Пытается попасть усталою тропой
Домой. И тишина. Накрапывает дождик.
И холодно. Июль какой-то не такой.
Какой-то не такой. Нет поводов для смеха.
Хотя нас не корми ни хлебом, ни икрой,
А посмеяться дай. Есть в этом сущность века,
В котором мы нашли себя и нас с тобой.
Желтит перед грозой проклятая столица;
И хочется смотреть не вне, а только вглубь;
И хочется курить, и третью ночь не спится,
И мысли пеленой, и обесценен рупь.
Элитный апартмент – тюремная обитель!
Я до сих пор зажат меж совестью души
И факторами, что всё не могу развидеть,
Которым до сих пор приходится служить.