– Ты такая ревнивая? Ничего себе! Надо, на всякий случай, подальше держаться. Ну, да ладно. Так чем это происшествие закончилось? – Санька не мог сдержать ухмылки.

– А ничем, через неделю Коля попросил у меня конспект по урматам, я сказала, чтобы он зашел. Ну, они опять заявились вместе. И все пошло так же, как и раньше.

– Так я не понял, с какой же радости ты решила, что у тебя жених есть? Ничего себе фантазия у тебя. Или еще кто-нибудь существует?

Женька тяжело вздохнула, нехотя все же пояснила:

– Нет, больше никого нет. Но, понимаешь, когда я уезжала, мне устроили прощальный ужин – мои девчонки, ребята из группы…

Говорить дальше Женьке не хотелось, опять подступила ноющая боль, тихонько заныло сердце. Закончила кратко:

– В общем, когда уже все почти разошлись, Валера вернулся в комнату, где я на минуту задержалась одна, и поцеловал меня.

Но это уже было слишком. Даже для Саньки, который на своем веку повидал много чего. Он даже остановился:

– Так, все равно не понял. Значит, ты считаешь, что если тебя кто-то один раз поцеловал, значит, обязан жениться?

– Разве это не естественно? Ведь никто же не заставлял, не просил… – Женька спросила это тихо, как будто сама хорошо знала ответ. Санька даже рассердился – есть же все-таки предел человеческой глупости:

– Интересно было бы посмотреть, как он тебя провожал, наверное, говорил, чтобы берегла себя? Тяжести не носила? А, кстати, провожать то он тебя поехал? Чемоданчик твой нести предложил? Ведь тебе, наверное, в аэропорт нужно было ехать. Причем, как я понял, ночью?

– Нет, не поехал. Сережа проводил. Тоже радости особой не чувствовалось. Ведь он отказался меня в свою экспедицию устроить. Говорил, что не смог. Неправда, если бы хотел, то смог бы. А там, в аэропорту, когда ночью меня отправлял к черту на кулички, наверное, стыдно стало. Все-таки очень далеко…

Санька не собирался ее утешать (дуру набитую), но как-то само собой вырвалось:

– Не переживай, никто тебя здесь не обидит, все будут только помогать, вот увидишь.

Он сказал это так уверенно, что Женьке стало совсем спокойно. Даже уголовник был не опасным, а у отпетого алкоголика оказалась прекрасная жена, готовившая удивительные кушанья. Чудеса, да и только! Так размышляла Женька, стараясь не сильно отставать от размеренно шагавшего Саньки.

Но не прошло и часа пути, как Женька запросилась отдохнуть. Сказывалась беспокойная ночь, к тому же Женьке натирали ноги новые тапочки-полукеды, которые пришлось купить в Тынде. То ли они были малы, то ли велики, но идти было тяжело. Санька нехотя согласился:

– Только недолго, пятнадцать минут, не больше, иначе засветло не дойдем. Сейчас будет поляна, там и передохнем.

Выйдя, наконец, на полянку, Женька застыла – никогда она не видела ничего подобного! Маленькая зеленая поляна была окружена со всех сторон огромными могучими соснами и елями. Таких могучих деревьев Женька никогда в жизни не видела. Зачарованная, она тихо опустилась на траву. Увидела знакомые сиреневые кусты иван-чая. Прислонившись к могучему дереву, расслабилась. Во всем теле ощущалась какая-то физическая боль – то ли от проклятой обуви, то ли от тяжелой ночной дороги, то ли сказалась еще не выветрившаяся усталость от занятий, досрочных экзаменов. К тому же, то ли от разговоров, разбередивших душу, то ли от нахлынувшего вдруг чувства острого одиночества, подступила такая душевная боль, что Женька тихо застонала. Закрыла глаза. Так хотелось броситься на траву и заплакать во весь голос, но слез не было. Была дикая, опустошающая усталость, даже руки не поднимались, висели, как безжизненные плети.