Услышанное и увиденное глазами молодого азирийского парня заставило бы нашего, выросшего в чёрных горах, среди овец и воинов майора размышлять и дале, но поток мыслей его прервал голос самого Пушкина, появившегося весьма кстати для того, чтобы услышать самую суть той драмы, в которой очутился сам её коварный породитель.

Переступив порог комнаты, Пушкин обратился к матери и брату и заявил о том, что, несмотря на их прямое участие в этом деле, виновником своих проблем считать будет лишь того, кто их создал в первопричине – того, кто толкнул имеющих слабости и заблуждения марионеток на опрометчивый ход в подлой игре общественных отношений, а более громким голосом добавил, обращаясь к слушающему их беседу через телефон заказчику этого фарса: “А с Вами, неуважаемый мною Виктор Викторович, и с Вашей сектантской организацией я намерен судиться из-за нарушения прав личности!”

Наш майор, услышав это, уже готов был чествовать достойную позицию, попавшего в переплёт неслыханного коварства человека, остающегося при своём достоинстве, и уличённого, по сути, лишь в затейливом распоряжении собственной плотью. Но, в этот миг, в ухо томящего его благородный дух юного тела ворвалась ревущая насмешливой злобой фраза Виктора Викторовича о том, что реабилитировать себя униженный Пушкин не имеет права по закону, поскольку, будучи осужденным прежде за какие-то преступления, не имеет уж формальной возможности избегать подобного надзора, о том, что миссия подглядывающего за ним подлеца является добропорядочной обязанностью, узаконенной самим государством.

“Как хорошо я сделал, когда ушёл вместе с Велгой и её шайкой анархистов прочь из этого проклятого Госнаркодоноса! Потому что, видя это, я понимаю, что всё, буквально всё, связанное с государством и законом – полное дерьмо! О, Акбар! Слава Всевышнему гор, что уберёг меня хотя бы на старости лет от служения подлости! О, Акбар! Спасибо Нагвалю! Спасибо судьбе!” – прослезившись глазами души, восклицал майор, люто беснуясь в опостылевшем ему уж не на шутку теле, подобострастным ухом своим внемлющим отвратительному и ненавистному голосу правоведа Виктора Викторовича.

Тут, в разговоре их возникла естественная пауза, последовавшая за словами Виктора Викторовича, расставившего уж все точки над “и”, и обозначившего жёсткую бескомпромиссность ситуации, как необходимый для всех тайм-аут, устроенный для того, чтобы, собравшись с мыслями, каждый из них увидел бы единственную, пригодную для дальнейшего сосуществования перспективу – перспективу, которую оставляла им навязанная извне азартная игра, продуманная кем-то, видать, задолго до их собственных решений, явившихся, по сути, лишь вынужденными ходами, направляемых внешней силой марионеток.

– Ну, и что ты притих, порочный ваятель? Сочиняешь новые стишки? Или, может быть, выдумываешь очередной образ порнографической скульптуры, желая увековечить лик, явившийся тебе во время сатанинской мессы демоницы? Не мудри, Саша! Не мечтай о мести! Ты сам виноват в своих проблемах… ведь если бы ты вёл себя приличней, и смолоду старался бы соответствовать духу времени и реальным потребностям общества, то не занимался бы чёрти чем, не строил бы романтически глупых проектов! Если бы учился компьютерной грамотности и правилам игры, по которым живёт современное цивилизованное общество, не обманывая себя вычитанными в старинных книжках идеализмами о честном труде и индивидуальном творчестве, то, наверное, и природу бы имел более соответствующую человеку 21-го века, а не неандертальца, спокойно обходясь без извращений и чрезмерных сексуальных потребностей, проживая день за днём спокойно, сидя за компьютером, или ходя в офис – на работу – как это делают все нормальные люди! Ты проиграл… смирись с этим! И, если не можешь исправиться, то иди обратно в свою комнату резать пни и сочинять памфлеты! Думаю, Александр найдет новых покупателей через интернет, если не обозначит на сайте твоего легендарного имени. Жизнь продолжается! И, если проиграл, то отойди в сторону и притихни, чтобы не мешать тем, кто сильнее и умнее тебя! – оглядев сыновей презрительным взором, решилась выступить с завершающей спор речью мать.