— Что-то забыл, Янис? — спрашивает мать, заметив меня в дверях.

— Да, ты меня не поцеловала на прощание.

Дина Сергеевна выразительно хмурится.

— Говори, зачем пришел, — требует серьезным тоном.

— Девушка черненькая. По рабочему вопросу обращалась сегодня. Буквально десять минут назад. Что за проект? — в лоб задаю я вопрос.

— О, ты знаешь, это прям то, что нам необходимо. Мы как раз недавно с Галей обсуждали, что не хватает информационного охвата. Искали что-то свежее, цепляющее, но не затрагивающее тему болезней и безнадежных ситуаций.

Мать отвлекается от разговора, отвечая на входящий звонок, и поднимает палец вверх, чтобы я не издавал лишних звуков. Перевожу взгляд в окно, закусив щеку.

Интересно, что же там за такой цепляющий проект? Как и его хозяйка. Не изменилась Алёна с годами. Совсем. Наоборот. Лишь привлекательнее и женственнее стала за эти годы. Но льда в глазах… Замораживает одним взглядом.

— Так вот, — возвращается мать к разговору. — Секции по фигурному катанию для детей из неблагополучных семей девушка ведет. И вполне удачно. Галя провела анализ, подбила показатели. Такого у нас еще не было, поэтому мы согласились финансово помочь. Девушка работает в команде, уже подняла три секции фигурного катания и собирается открыть еще две — в Люберцах и Мытищах. А ты, собственно, почему интересуешься? — спрашивает она спокойно.

Фигурное катание, значит. Не забывает мечту Алёна. Я тоже.

— Эрик сказал, что младшего хочет отдать в фигурное катание. Ты в курсе? — перевожу тему, делая отвлекающий маневр.

— Что? — Брови матери ожидаемо взмывают вверх.

— У них с Региной постоянный движ в отношениях. Чем тебе не неблагополучная семья? Надо выбить квоту на будущее в секции твоей новой подопечной. С таким подходом к воспитанию их точно лишат родительских прав. Ты же в курсе, что они Рика уже записали в кружок альпинизма? А того младенца, который скоро родится, в секцию прыжков с парашютом планируют отдать в будущем.

Лицо матери багровеет от эмоций.

— Клянусь. Буквально вчера слышал, как они это обсуждали на кухне за чаем, — снова провоцирую я.

Мой юмор в семье в последнее время воспринимается в штыки. Причинно-следственные связи прослеживаются, но это лишь верхушка айсберга. Отец бы еще больше загрузил работой, чтобы я и имя собственное забыл.

— Не смешно, Янис. У Эрика с Региной нормальная семья. Девочке памятник нужно поставить при жизни, что терпит характер твоего брата. Да еще и вторым беременна...

— Рожденный ползать — летать не сможет. То есть наоборот. Короче. Органы опеки я бы не сбрасывал со счетов. Рано или поздно они к Эрику и Регине нагрянут при таком подходе к воспитанию детей. А твои слова сейчас обижают. Значит, я терпел характер брата столько лет, и даже спасибо никто не сказал, а Рине теперь все почести и памятник при жизни? Где справедливость? — на полном серьезе любопытствую я.

— Пожалей девочку, Ян. Ей до конца дней с ним мучиться. И тебя бы тоже не мешало пристроить в хорошие руки. Буду ходить свечки за девочек ставить каждое воскресенье. Аминь, — заключает мать.

Я-то думаю, в кого у меня такой странный юмор и деловая хватка. Похоже, сам в сухаря превращаюсь. Чокнутой, жене Эрика, и впрямь иногда свечку охота поставить за здравие. Что терпит брата и его характер.

— Говори, зачем пришел, — требует мать и стучит острым ноготком по столу. — У меня мало времени. Скоро новая встреча.

— Отдай мне проект черноволосой, — прошу я.

— Зачем? — удивляется мать. — Разве тебя отец мало загрузил? Ты дома почти не появляешься. К тому же Гончаров больше не будет тебе помогать. Один всё тянуть хочешь? А справишься?