Пришла её клиентка, прошла к ступенькам. Я содрогнулась: неужели при нас будет делать эпиляцию, даже ширмы же нет! Оказалось… это был всего лишь педикюр. Моя-то делает его на “земном” кресле, с ванночкой на полу. А тут клиентка сидит высоко в воздухе, как на шкафу, с опущенными в тазик на столе ногами, осматривая остальных внизу.

Сказала своей, что всё это время думала на другую процедуру. Смешно.

–

Кабинет, клиент, картина.

Писала в “Хронике ремонта”, что не собиралась загружать кабинет вещами, хотела по-минимуму, но оказалось, что при таком антураже раздаётся эхо и мешает при общении. Погуглила, выяснила, кое-что привнесла, дело оставалось за картиной на холсте, пишут – хорошо путает виражи звуковых волн.

Принесла одну из дома, для начала прислонила к стеночке – вдруг не приживётся? После консультации клиент спросил:

– Картина уже была тут, или я её раньше не замечал?

Успокоила, что не было. Рассказала историю её обретения – как я посмотрела на “Культуре” фильм “Побег из города” о художнице Галине Быстрицкой, пишущей картины с натуры в Криушкино под Переяславлем-Залесским, как нашла её в соцсети, списалась, та откликнулась, прислала мне свою книгу. Потом по её Дневнику путешествий я делала на своей работе в комнате психологической разгрузки мини-вернисаж. А, будучи в Москве в командировке, была приглашена ею в легендарный дом художников на Масловке, тот самый, что “На Верхней Масловке” Дины Рубиной. Там был вечер с кофе, смешными пирожными, прислонёнными к стенам картинами в два этажа и рассказами о судьбах здешних художников, о жизни Галины в Стамбуле.

Созерцание полотна, кстати, повлияло на диалог с клиентом: оно словно открыло потайную дверцу в его памяти, душе. Прижилась картина.

–

Старую традицию резать Оливье под “Иронию судьбы” может вытеснить спровоцированный ажиотажем на билет/балет “Щелкунчик” показ спектакля 31-го в прямом эфире и сподвигнуть россиян единовременно сразиться с мышиным королём и закружиться в Вальсе цветов.

–

Выбор кофе.

Озадачилась я выбором кофе, искала зёрна в килограммовой фасовке, поарабистее. Изучила отзывы, намеревалась одновременно продегустировать 2-3 разных пакета – выбрать, определиться и чтоб впредь знать. Но открывались пакеты из закромов (родины) кухни один за другим, сеанс сравнительного тестирования в очередной раз был профукан, и я махнула рукой.

Но тут поймала себя на ощущении, что слышу бархатный коричневый запах, и даже вроде уже привычный за несколько дней. А это ведь мы новый пакет с кофе открыли. Он сам заявил о себе стойким ароматом, впитавшись в кожу через маслянистую гущу при мытье чашки.

Самый дешевый из 3-х последних пакетов, купленный со скидкой неделю назад в “Пятёрочке” возле дома за 780 руб, сегодня он там тысячу, а на “Озоне” две.

–

Варежка.

Старушка пришла с улицы домой, разделась, определила покупки. Попила чаю, почитала дневники Шварца, посмотрела сериал по телевизору. Но что-то оттягивало её внимание, не могла сосредоточиться. Уже собиралась лечь спать, но пошла в коридор, проверила варежки – так и есть: одной не было.

Подарок от тётки. Жила она рядом с их родным посёлком на маленькой железнодорожной станции, где редкие поезда останавливались, на ней же и работала стрелочницей, держала огород с картошкой и кур во дворе, да вязала на всю родню. Мастерски – большой палец варежки вывязан с ювелирной точностью, каждая петелька на своём месте, и ни одной лишней, плотность – непродуваемая, как мягкий валенок. И носки такие же: по ноге, плотные, с двойной пяткой, не растягивались. Та тётка – одна из трёх сестёр по родительским меркам делом занималась, их отец, старушкин дед, всё ворчал: “Нече на книжки керосин тратить, вязать учитесь. Нюрка Крымсалова соседская вон уж третью шаль за зиму довязывает,” – в доме козий пух, прялка и веретено всегда поджидали высвободившиеся руки.