Следующую пару секунд Сфинкс, Велерус и Сайрис делали вид, что продолжали сражаться каждый со своим противником, а затем все вместе накинулись на отмеченного Гулльвейг старца.

Ускользнув от копии, с которой вела бой, я принялась держать контролируемой огненной линией остальных, выигрывая своей команде время. Гулльвейг, слава лесу, отставать не стала и окутала сражавшуюся членов стаи синими нитями укрепления.

Однако старец ловко держал удары один сразу против троих. Запястьями, локтями и коленями он блокировал их выпады, а затем сразу атаковал. То ребром ладоней, то указательным и средним пальцами он наносил ответные атаки так быстро, что иной раз могло показаться, будто бы рук у него одного столько же, сколько у всех его копий вместе взятых!

Я смогла понять лишь то, что он не использовал никакую магию, кроме бесцветных нитей подконтрольных ему иллюзий и лиловых истинного зрения. Но его выверенные удары приходились в строго определенные точки, и такое боевое искусство вызывало восторг! По крайней мере, у меня, поскольку я не ощущала то, от чего тер уши Сфинкс, шипел Велерус или пытался проморгаться Сайрис после каждого касания этого старца. Но они продолжали поддерживать атаки друг друга: отвлекали на себя, подталкивали для прыжка, прикрывали, хотя раз за разом получали то, от чего без магии и крови на время оказывались недееспособны.

Когда копии старца перестали обращать внимание на мой огонь, то разом кинулись на меня, и я покрыла огнем себя, причем быстрее, чем подумала об этом. После я ощутила боль по всему телу и поняла, что меня задело. Я закричала и в ту же секунду в стороны от всего моего тела полетели серые нити магии: разом дрогнуло пламя всех свечей, шатнулись копии, синхронно схватившись за уши, заскрипели стены хижины… Я с опаской посмотрела на своих, – их, слава лесу, не задело, – а после – на собственные руки, вспоминая, что в прошлый раз подобный крик сопровождался воспламенением тела. Сейчас все было в порядке…

Воспользовавшись всеобщим отвлечением, Велерус выхватил у отмеченного Гулльвейг старца бусы и кинул их мне. Он сопроводил свое действие окриком, и я успела среагировать и поймать магический предмет, к которому тянулись четыре хорошо замаскированные бесцветные ниточки в узелках. Как только я занесла руку, стремясь разорвать их, раздался хлопок, и мы снова оказались у двери перед стоящим по струнке старцем с занесенной за спину рукой. Второй он перебирал бусины. Выражение его лица оставалось неизменно сосредоточенным; он оценивающе осматривал каждого из нас.

Решив не дожидаться очередных выводов и дальнейших фокусов, в едином порыве мы ринулись вперед, на старца, чтобы напасть уже всем вместе. Однако в ту же секунду он сомкнул ладони и указал ими в нашу сторону. Под сплетаемыми фиолетовыми нитями поднялся самый настоящий ураганный ветер. Не трогая пламя свечей, он сдул всех нас к двери и продолжил прижимать сильным воздушным потоком.

Когда я сумела приоткрыть глаза, то увидела, как старец медленно намотал бусы на запястье, – бесцветные нити с них пропали. После он скинул с плеч халат, оставив его верхнюю часть болтаться на поясе. Все его сухое мускулистое тело оказалось избито рисунками самого разного холодного оружия, на манер того же Симона! Призвав серые нити магии, старец достал со спины два длинных изогнутых кинжала и крутанул один лезвием за спину.

– Что ж, а теперь последнее испытание! – сказал он и рванул к нам, начав крутиться вокруг своей оси так же, как и Симон в склепе.

Режущие удары причиняли сильную боль. Наши крики слились воедино. Я ощущала запах крови, успела услышать рык обращения Сфинкса, заметила, как по-иному закричала Гулльвейг и поняла, что пострадал Сайрис. Нужно было срочно что-то предпринять! Но для начала – возыметь возможность снова двигаться!