Когда я вывела нас из леса, вести дальше взялся Сфинкс. Обходя деревушку, где жили Томан и Мария, стороной я спросила, выныривая из воспоминаний о Доме:

– А у вас есть дом?

– Есть, но он далеко, – Гулльвейг тепло улыбнулась. – На самом севере Северного континента!

Было видно, что воспоминания о доме доставляли ей радость.

Сфинкс отвечать, по всей видимости, не хотел, но под моим любопытным взглядом, со вздохом отстраненно пояснил:

– Где-то очень и очень далеко в дебрях Южного континента…

– О, я тоже! А эта… – я постучала себе пальцем по подбородку, – как же это… стая?

– Семья? – с ходу угадала давно забытое мною слово Гулльвейг. Она улыбнулась шире, – есть и большая: матушка, отец, двое старших братьев. И все в добром здравии. Как же это здорово!

– Эльфы вообще могут спрашивать хоть что-то приятное? – фыркнул Сфинкс, когда заметил, что я ожидающе посмотрела на него.

– Высшие – редко, – честно призналась я. – А ты вообще встречал эльфов на своем пути?

– Предостаточно, – ответил Сфинкс, не давая понять, говорил ли он правду или нет.

Понятно было лишь одно: они ему не нравились.

– И они уходили от тебя живыми? – усмехнулась я.

– Когда как! – Сфинкс тоже усмехнулся. – Ты так спросила об этом, словно печешься обо всех представителях своего рода. Неужели вы так близки?

– Нет! Вовсе нет!

Все было как раз наоборот, но Сфинкс допытываться не стал. И я замолчала, анализируя полученную информацию и радуясь, что мы почти подошли к городским стенам, а ответного вопроса Гулльвейг так и не задала. Ведь я все равно практически ничего не помнила.

Было примерно восемь утра, когда мы вошли в город через главные ворота, на каменной арке которых на большущем щите красовался герб Бриджа в виде перекрещенного красного пера и секиры. Дорога здесь была очень широкая, – могла бы разъехаться не одна повозка. Ранним утром народа на улице практически не было. По правой стороне виднелись те самые ветхие домики трущоб, а слева – дома побогаче, каждый из которых имел свой небольшой огороженный двор. Улица делилась ровно посередине вереницей крупных фонарей, чередующихся с указателями и какими-то вывесками. На одной из них мы заметили красиво украшенную листовку, в которой говорилось, что сегодня в полдень на главной площади города состоится казнь.

– Хорошо бы убраться из города с Гулом до этого, – сказал Сфинкс, поморщившись.

– Опять эти расправы, лишь бы не потехи ради, – посетовала Гулльвейг, помрачнев. Потом она обратилась к Сфинксу с вопросом. – А зачем, кстати, тебе Гул?

– Скажем так, мне тоже нужно в Бедфордию, – ответил Сфинкс и пошел дальше.

– Присоседиться решил? – спросила его Гулльвейг, но посмотрела, почему-то, на меня. – Между прочим, в расписку вписана только я! И это моя плата за все те ужасы под шахтой Бриджа!

– Не переживай, мы сможем договориться, – заверил ее Сфинкс. Далее он заговорил тише о более насущном, продолжая идти к центральной площади. – Сейчас нам нужен план; что необходимо сделать в городе, что из этого важнее всего и с чего начать.

– У тебя нет плаща, у Гулльвейг – доспеха, – подала голос я. – Свой мне тоже нужно немного подлатать. Если случится битва наподобие той, что произошла в трущобах, пока мы ищем Гула, в чем есть, мы не будем готовы сполна дать отпор врагу.

– Значит, все-таки к площади, на рынок. – Пару раз кивнул Сфинкс, соглашаясь. – Минут сорок отсюда.

Торговые лавки на площади только открывались. Народу все еще было немного. Молча переглянувшись, мы решили разделиться. Оставаясь в поле зрения друг друга, мы разбрелись по рынку. Гулльвейг прикупила новый кожаный доспех, я смогла залатать свой, – благо ничего важного в нем огнем задето не было. Не хотелось бы так скоро расставаться с подарком лесных эльфов. С учетом, что меня вообще этим не так часто баловали.