Я не знала, что ответить, не могла и слова вставить. Чтобы хоть чем-то занять себя и не выглядеть не выучившей урок растяпой, я стала собираться под шквал расспросов. Увидев это, Сфинкс сложил свой спальный мешок и, пока я тушила костер, снова заступился за меня перед Гулльвейг. Я потом, далеко после, поблагодарила его за это. Но он этого не понял. Однако у того костра в тот день он еще раз напомнил Гулльвейг о том, что если кто-то чего-то не говорит ни при каких условиях, значит, на то есть веские причины. Он взывал ее к необходимости понять это, но Гулльвейг раз за разом апеллировала холодностью моего тела, поглощением крови и пустующими ранами. Тогда я сложила в голове не понравившуюся мне картинку: Гулльвейг сказала, что являлась жрицей, яро говорила о спасении жизней и стремилась окрестить все категорично злом или добром. Она, как я и опасалась, подумала, что я как-то связана с некромантией и поэтому вела себя так насторожено, хотя сама владела черными нитями. Понимание того, что вызвала подозрения в том, что я враг не только у Сфинкса, бросило меня в холод.

А потом в какой-то момент мне почему-то стало весело. Мне было хорошо вместе с этими спорящими из-за меня людьми! Словно я была по-настоящему дома. И дабы Сфинкс снова не сорвался в ругань, – мне становилось страшно видеть его злым, будто передо мной вновь возникали те алые глаза, как когда мы перемещались из того жуткого подземелья под шахтой – я спряталась от Гулльвейг за него. Его широкая спина с лихвой загородила меня. Я хихикнула, и спор ожидаемо прекратился. Сфинкс резко повернулся ко мне, то ли удивляясь, то ли нервничая от того, что я подкралась сзади, – хотя это была больше звериная, чем людская привычка. Гулльвейг обошла его, посмотреть на меня с укором, и тогда я снова спряталась от нее за Сфинкса.

– Да прекрати ты уже! Ведешь себя, как ребенок!

Это было сказано им не злобно, а как-то по-доброму. И я улыбнулась шире. Гулльвейг вздохнула, но тоже улыбнулась. Была бы моя воля, я бы проживала то утро всю оставшуюся жизнь. Мне очень не хотелось забывать такой момент! Но внезапный шорох разрушил эту нашу игру.

Сфинкс рефлекторно вооружился, Гулльвейг коснулась чего-то под своей рубашкой, а я, заметив, что источником звука был обыкновенный пес, вероятно сбежавший из деревни, без опаски пошла к нему. Он смотрел на нас из-за деревьев и не подходил. Я сразу заметила, что он пристально наблюдал за Сфинксом, но виду решила не подавать. Я потянула к животному руку и поздоровалась, на что пес ответил, быстро осмотрев меня:

«От тебя не пахнет хозяином. Пора возвращаться», – и был таков.

Когда я повернулась к Гулльвейг и Сфинксу, то увидела, что последний пятился назад, словно в забытье, а Гулльвейг пыталась привести его в чувство.

– Что случилось? – с непониманием в голосе спросила я, подбежав к людям ближе. – Это же просто пес, он искал хозяина.

– Что ты сказала? – спросил Сфинкс обескуражено.

– Что это был пес…

– Про хозяина. Ты поняла, что сказал этот зверь?

– Да, – я была растеряна. Сфинкс выглядел… напуганным? – Он сказал, что от меня не пахнет хозяином и ему нужно возвращаться.

– Нам надо убираться отсюда, – отрезал Сфинкс.

– Что, уже? Опять? – я ничего не понимала.

Это же был просто пес! Даже не волк! И без нитей магии! Или Сфинкс так среагировал на тот факт, что я знала язык животных?..

– Так, с меня хватит ваших всех этих секретов, – сказала Гулльвейг, быстро собрала сумку и выдала, – я направляюсь в Бедфордию спасать своего друга!

– Прямо отсюда с раненой рукой сразу через горы? – уточнил Сфинкс, возвращая себе контроль над собой.