Забавно то, что я могу часами рассказывать о том, что со мной и как случалось в мои детские годы. И почти все воспоминания в моей голове того времени – они очень яркие, как будто это было полгода назад. Вот тут я выбил стекло левой рукой и получил шрам в виде перстня на левом указательном пальце. Вот тут я случайно задел коптильную печь ногой. Ну, знаете, такие печи, отчасти похожие на буржуйки, только в них не сжигают дрова для тепла, а жгут именно ароматные виды древесины. Делают это, дабы пропитать мясо, сало или рыбу интересным вкусом. Вот тут я бегу на барабане в садике, а здесь мы все кидаем снежки и спорим, кто кинул дальше. Я помню, я кидал ближе всех.

И не то чтобы моя жизнь была сплошной катастрофой в то время, нет, нисколько. Многие сегодняшние люди завидовали бы белой завистью той жизни в небольшом лесном посёлке, тому уровню свободы и счастью. Тому времени без компьютеров и маркетинга, телевизора и пропаганды. Но интересно не это, а то, что я очень смутно помню ОБЫЧНОЕ. Не то чтобы этой обыденности не было, она была: садик, горшки, дети, лепка, первые три класса. Но такое чувство, что сами по себе воспоминания, пропитанные яркими эмоциями, очень сильно впаялись в мою память, тогда как воспоминания с обыденностью я почти не помню. Они очень смутны и не точны.

И даже больше, вероятно, я далеко не один такой, вероятно, мы все такие. Каждый из нас очень ярко помнит свой «сильно эмоциональный опыт», пусть то будет хоть простая ругань, боль, ощущения, связанные с экстремальными ситуациями, ситуации сильной радости т. д. Но лишь единицы будут помнить обычное и повседневное.

Можно, конечно, возразить, что люди помнят плохое или воспоминания, которые они хотят помнить, потому что они это постоянно вспоминают, концентрируют своё внимание на нем и не дают, как следствие, нейронной сети забыть данный опыт. Как следствие, нейронная сеть данного конкретного воспоминания становится более крепкой, более развитой и содержит большее количество нейронов. Что ж, я считаю такое утверждение верным. Как, впрочем, и тот вывод, который из этого утверждения следует. Нейронные сети воспоминаний под действием сильных эмоций получаются более крепкими и поэтому более устойчивы к естественным процессам деградации нейронных сетей. Как следствие, воспоминания, сформированные под действием сильных эмоций или стрессовых ситуаций, в среднем будут иметь большее количество нейронов в своих цепях.

Далее довольно разумно предполагать, что та нейронная цепь, которая получит большее опыта, будет более развитой и будет иметь большее количество связей, которые также потребуют большее количество нейронов. Следовательно, если мы будем снова и снова заставлять себя что-то вспоминать, мы будем давать нагрузку на тот участок нейронной цепи, где находится данное воспоминание. Как следствие, мало того что данное воспоминание не будет забываться, так ещё и в принципе его нейронная сеть начнёт набирать массу, пытаясь достроить воспоминание, развить его. Потому что мы даём все больше и больше одного очень важного компонента для нейронной сети – опыта, нагрузку.

И если воспринимать сильные эмоции не как что-то стороннее и функционирующее отдельно, но как опыт, как дополнительную нагрузку на нейронную сеть в момент, когда происходит запись воспоминания, то становится очевидным, почему изначально воспоминание стало таким ярким. Потому что в определённый момент времени нейронная сеть воспоминания испытала сильную стресс-нагрузку, большой поток информации, опыта, если изволите. Что не позволило этой самой нейронной цепи сохранить информацию в привычном виде и привело к формированию более крепких и сильных связей, которые отчасти будут связанны с эмоциональным фоном.