По линии моего дяди, по материнской линии, ничего похожего на рассеянный склероз нет, у него трое на данный момент детей. Два из них уже совершеннолетние и ведут самостоятельную жизнь. Что вполне укладывается в статистические данные, шансы на рассеянный склероз каждого отдельного индивидуума европейской расы порядка 50 к 100000. Т.е. меньше двух процентов, и, по сути, мы все носим в себе гены рассеянного склероза, но почти всегда они не выражают, не экспрессируют себя, поэтому дефекта иммунной системы не происходит.
Мой отец, Вишератин Николай Владимирович, по национальности коми. Республика Коми на момент старта написания данной работы, 2017 год, является субъектом Российской Федерации. За республиками в составе РФ признается значительное количество самостоятельности. Так, республики имеют право на собственный парламент, конституцию, флаг, гимн, герб и своё законодательство, которое, однако, не должно противоречить законодательству РФ и которое будет действовать лишь в пределах республики.
Мой отец был рождён и вырос в республике Коми, в Корткеросском районе, село Корткерос. Его мать, моя бабушка – Валентина Кирилловна, дожила до преклонного возраста. Отец моего отца, мой дед, к сожалению, умер, когда я ещё себя не осознавал. У моего отца есть три сестры и два брата, у всех у них есть свои дети, и большинство из них уже совершеннолетние. Также у меня есть сестра и брат, детей у них пока нет, со здоровьем все у них хорошо.
Ни у кого из моих ближних родственников состояния, похожего на рассеянный склероз, нет.
Рождён я был в Ухте (довольно крупный город), но в Ухте мы особо долго то не жили. Моей матушке по распределению предложили рабочее место в одном из сельских поселков. При этом предложили квартиру в двухэтажном многоквартирном доме, с отоплением, но без водопровода. И, в общем-то, мои родители согласились, путча и распада СССР тогда никто не предполагал, а по телевизору ни о чём таком не говорили.
Первые свои воспоминания я помню очень отчётливо, осень, слегка идёт дождь, пасмурно. Я и мой старший брат стоим на деревянной мостовой, рядом с нами трёхколесный велосипед, застрявший в щели. Кто-то промелькнул рядом, вытащил велосипед из щели, брат сел на освобождённый велосипед и поколесил по мостовой к её началу. Это была его очередь кататься, а моя будет обратно, от начала мостовой до щели.
Эта мостовая была сделана вокруг многоквартирного жилого двухэтажного дома, одну из квартир которого нам и дали. Квартира была четырёхкомнатная, и те единственные факты, которые омрачали жилье в ней – это, конечно, деревня и отсутствие водопровода. Воду приходилось качать обычным ручным насосом – качалкой, как мы её с братом называли. Поэтому я и могу похвастать тем, что я с пяти лет ходил на качалку.
Следующие два своих воспоминания я помню тоже очень отчётливо, но я не могу сказать, какое из этих событий произошло раньше. Мой отец, довольно рукастый, надо сказать, мужчина, начал обустраиваться на месте нашего жилья. В двухстах метрах от дома, радом с лесом, купил землю. Раскорчевал участок, подготовил под строительство, поставил баню, забор, сделал сруб под летнюю кухню. Помню, была весна, а весной снег тает, а так как это Север, снега за долгую зиму наваливает много, и участки в том месте подтапливает. И помню я, как мы с братом и отцом катались на лодке в небольшом котловане, оставшемся после строительства. Это было в первый раз, когда я осознанно катался на лодке по воде.
Второе воспоминание куда страшнее. Дорога к нашему участку, к баням, пролегала либо через мостик над небольшой свалкой, либо в обход, полусотней метров левее. Сама по себе свалка была в виде котлована слева и справа от мостика. И, конечно же, так же как и все участки в данном месте, свалку подтапливало. А разбойниками, я с братом, мы тогда были уже теми, постоянно бесились, никого не слушали, дрались, бегали. И вот воспоминание – я с братом на этом мостике, у меня в руках формочка, которую я случайно роняю в воду, я пробую за ней потянутся, схватить её, но дует ветер, и формочка уплывает, тогда я тянусь ещё сильнее за ней и плюхаюсь в воду. В момент, когда я падаю в воду, я умудряюсь уцепиться руками за край мостика. И эта картина, когда камеру опускают в воду в фильмах, чтобы дать почувствовать эффект пребывания, участия зрителя, я её очень отчётливо помню. Помню погружение в воды свалки по самую макушку, помню те рефлексы в руках, когда я вцепился в этот мостик, помню руку человека, который меня вытащил. А-а-а-а-эх… Это был мой отец, который, собственно, нас искал, и помню брата, он убежал звать на помощь. Так вот и произошло моё первое знакомство со смертью. Все кончилось хорошо, она меня пока не заметила.