Медсестре ответа хватило, хотя, может, она действовала по правилам. Нажала кнопку вызова, и через несколько минут вошел врач.
Высокий, с аккуратным пробором черной шевелюры на правую сторону. Халат застегнут на три липучки и подчеркивает стройное тело.
Видимо, дорогая больница, раз персонал как на подбор, подумал Мирон.
Врач снял планшет со стены рядом с кроватью и сел на приготовленный стул.
– Мое имя Демид Раминович, я врач высшей категории и по совместительству ваш лечащий наблюдатель, – сказал он, внимательно рассматривая парня.
– Мирон… Ваш пациент, – прокряхтел парень.
Врач остался беспристрастен.
– Как себя чувствуете?
– Неплохо, – Мирон попробовал подняться, но руки не слушались. Плечо и локтевой сустав сдавливал пластиковый фиксирующий каркас.
Демид Раминович провел несколько манипуляций на планшете, и кровать Мирона пришла в движение. Подголовник поднялся, в бока уткнулись мягкие фиксаторы, низ кровати опустился. Больничная койка трансформировалась в кресло, которое, помимо удобства, еще и фиксировало больные руку и ногу.
– Кости срастаются хорошо, через пару дней снимем фиксаторы, – врач говорил, смотря в планшет. – Внутренние органы не пострадали.
Не только Мирон внимательно слушал врача, но и медсестра. Ее взгляд метался между парнем и экраном планшета. На лице читалось беспокойство. Но может, просто показалось.
– В целом и по анализам все в пределах нормы. – Демид Раминович показал на экране значения, как будто Мирон что-то в этом понимал. – Но есть одно но… – В этот момент врач едва заметно нахмурился, затем быстро взглянул на медсестру и вздохнул.
Чертово «одно но». Почему нельзя закончить на хорошем?
– Не смогу бегать? – Мирон выбрал, на свой взгляд, самое худшее из самого неважного.
– Нет, – врач потер нос. – Вы когда-нибудь принимали экс?
Странный вопрос. Мирон даже электронной сигаретой не баловался. А тут вопрос про тяжелые наркотики.
– Никогда, – тихо ответил Мирон. Сердце заколотилось в предчувствии дурных новостей.
– Тогда я не пойму, как такое могло случиться. – Врач уже не скрывал эмоций на лице.
Хотя лучше бы скрывал. Они еще больше пугали Мирона.
– Ваш мозг разрушается, – сухо сказал врач. – Нейронные связи в стадии деградации.
– Что это значит?
– Вы теряете навыки по мере их приобретения. Мы будем наблюдать за этим процессом, но я такое встречаю впервые…
В секунду мир рухнул. Мирон понимал, что значит деградация нейронных связей, и просто не мог поверить. Хотя и причину понимал. Использование вируса вызвало ужасные последствия. О чем-то таком он подозревал, но в тот момент времени на сомнения не оставалось. Сделал, что сделал.
– Что мне с этим делать?
– Мы проведем несколько экспериментов, – врач потерял прошлую уверенность и говорил, растягивая гласные, – у нас есть несколько идей. К тому же мы загрузили вашу историю болезни в нейронку, и она ищет решение. Так что не волнуйтесь. – Он попробовал улыбнуться, но вышло неубедительно, будто пожевал лимон.
– Хорошо, – ответил Мирон, понимая, что ничего хорошего его не ждет. – Как я пойму, что мозг разваливается?
– Вы ощутите то, что испытывают наркоманы при ломках от экса: тошнота, головокружение, вспышки головной боли. И – что хуже всего – вам будет казаться, что кто-то пожирает ваш мозг, в буквальном смысле…
Потом он еще говорил о том, что скорость процесса может быть разной и что лучше пока не использовать нейронку и не пить алкоголь, как будто его можно достать в больнице. Что-то неудачно пошутил и, сославшись на других пациентов, вышел.
– Извините, а где мои вещи? – спросил медсестру Мирон.