– Ты мне зубы не заговаривай! – огрызнулся бородач – Германской армии четыре года как нет. Что от Зигмунда нужно?
– Так, кое-что есть – предложить дельце хочу, чтоб вы не спились тут к чёрту – с напускным весельем ответил капитан.
Бородач откашлялся.
– Иди уже, меценат хренов. Только оружие оставь, а то…
– А ты будто и не видишь, что я пустой пришёл. Где ваш герой войны?
‑ В доме слева.
Капитан спокойно пошёл к средневековому приюту нынешних бродяг-лесовиков. В дверях его чуть не сшиб высокий белобрысый парнишка с винтовкой.
– Полегче, медведь! Хозяин здесь?
– В соседней комнате…
В комнате, на кровати сидел в поношенном СС- овском камуфляже мужчина средних лет с перерубленными глубоким шрамом напополам носом и правой щекой, и будто прилепленной к этому шраму по всему лицу изрубцованной кожей. Плетью свисала левая рука без двух пальцев.
Он поднял глаза на внезапного гостя.
– Что? Испугался?
– Знаешь, и не такое видел – война на всех одна. А ты никак танкист? Курск, Украина, Арденны?
– Почти угадал – шрам на правой щеке пополз вверх – у Балатона, в сорок пятом, новые русские «самоходки» – «сотки» подпалили. Командирский прицел вбило в лицо, да так, что резина пригорела к рылу, да из экипажа один я выжил.
– Ты, стало быть, Зигмунд?
– Да пойди, да поищи красавца такого по всем здешним хуторам. С чем пришёл?
– Да один лысенький на тебя жалуется – ехидно, с тенью презрения об объекте разговора, начал капитан – мол цены ему сбиваешь, работать не даёшь, угрожаешь.
– А-а, тебя Конрад сюда прислал? Передай этому раку глубоководному, что я никогда никому не угрожаю, я только предупреждаю, либо убиваю без обсуждений. Так ему и передай – был сделан явный акцент на повторе смысла, для пущего понимания – да и к тебе это тоже относится.
– Полегче, танкист. Или тебе Балатон напомнить? Тише будь!
– Ох ты, матерь божья! Неужто русский? Ещё ведь та у тебя, неарийская, рожа. Да и на власовца или отребье непонятной нации из «ост-батальона» ты явно не похож. А тут их в такой глуши пару лет назад тьма была – ещё та весёлая братия. Подонки и хапуги промеж себя. Сколько их тут в лесу лежит, уже и не знает никто.
– Так уж и заметно, что русский? Хочешь продолжить обсуждение моего рыла или что-то ещё есть на уме?
– Нет. Я же вижу, что ты парень бойкий. Припёрся один с голыми руками, без оружия, ещё и угрожаешь. Не боишься моих парней – вмиг голову свернут!
– Мне хватит. Да и ты в Вальхалле окажешься раньше, чем они добегут. Распустил ты их тут – по лесу близ хутора с оружием в открытую ходят и окурки швыряют – лес бы не спалили.
–Да не пугай, парень. Давай поговорим как солдат с солдатом. Чего ты связался с этим морячком придурковатым? Он злится, что я увёл у него часть покупателей – так он сам виноват, нечего заламывать ценники за барахло, которое и не отлажено, и не пристреляно. Не уважает рынок, да и дурная голова его мне ни живой, ни мёртвой не особо нужна. Работать надо за покупателя, да побочных людей привлекать с руками и мозгами, чтобы делали товар лучше. И люди есть в лесу, с нами работают над товаром.
– Мыслишь прямо как директор завода Круппа.
– Жить надо уметь. А этот дурак даже с бандитами Гюнтера договориться не в состоянии. Догадался ещё поселить у себя каких-то ублюдков в чёрном – наверняка для защиты себя приберёг. А тут утром мой человек пришёл – так в городке была стрельба, на кладбище четыре новые могилы, а в лесу пара общих со свежими холмиками. И эта чернота вообще исчезла, а то там охранение они выставляли. Мужики городские сплошь пьяные как свиньи и не говорят ничего. Чертовщина какая-то! А тут ты ещё, лихой.