поисковой группы, а, следовательно нарочитого показа разведчикам, что «хвост» идёт по следам, был бы самоубийством. Уж слишком гладко всё идёт, да само в руки…

Выбравшись на сухой берег, он выгнул левую руку с «блошиными» часами на лунный свет – время показывало два часа ночи. Выход на явку планировался к семи часам вечера, к тихому городку Кугельдорф. Название подсказывало само – зажатое в плане между двух лесных массивов селение будет вытянуто по окружности и не должно быть плотно застроено, что позволяло обнаружить преследование на подходах к городку и давало опредёленную фору для отхода в лес.

Тревога обнаружения «хвоста» за собой в ближайшие семнадцать часов давила на сознание. Придётся для подстраховки ещё раз промочить ноги, идя вдоль ручья, уходящего на два километра под каменную гряду в южном направлении. За каменной грядой начиналась польдерная пахота, с километр поля в ширину. Альтернативы обхода её не было. И здесь шипованные «марш-боты» превращались то ли в союзника, то ли во врага. Помучился ,потанцевал по грязи немного, но перешёл.

За топкой грязью поля пошли перелески и луга, наплывал утренней подстилающий туман. Ни одной человечьей души! Будто в вологодских лесах он где-то, в окрестностях дедовского хутора, бегает с ружьём – шум слабого ветра сквозь сосновые рощи, да еле слышная весенняя, ранняя птичья трель.

Зачерпнув руками воды из родника у одинокого скалистого утёса, капитан обмыл лицо. «Скачки» разведчика превращались в пляски сознания на костях страха. Врут всё про эту чёртову героику, оттого и инфаркты бьют таких «скакунов» как он, уже в тридцать пять лет, да со смертельным исходом. Не наигравшиеся в реальную войну мальчишки, за спортивным азартом соперничества и преодоления, отягощенные недалёким опытом оценки их результатов, топят свой идеализм в срывах на самодурящее начальство, переключаясь на семьи и друзей. А оно, без испытания реальной боли на войне, того не стоит. Да и если уж так врезалась после учений в прошлом марте подобная глупость того, что учудил в одной из разведрот дивизии один горячий замполит роты, уже подготовивший себе почву для ухода на командную работу.

Была какофония из вводных, по которым разведдозор, под началом не заставшего фронтовые будни замполита разведроты, выходил во фланг опорному пункту «противника». «Успех» не дали, по причине массированного «удара с воздуха» по первому эшелону механизированного полка и потере управления. Пока разведчики били рожи солдатам «противника» на опорном, посредник чуть-ли не открытым текстом, через радиосеть полка «противника» (свою рацию на БТРе старлей выключил), громогласно требовал выхода дозора из боя по причине «гибели». Замполит, чьи ребята уже связали и обезоружили штаб батальона и одну роту, буквально матерно послал посредника, что называется «за Одер».

Был разбор, полк получил замечание командующего учениями и итоговую оценку «удовлетворительно». Старлею влепили выговор и погрозили трибуналом за оскорбление. Он же в истерике объявил посредника «шпионом и вредителем», хотя полк по вводным сумел восстановить управление подразделениями, перегруппироваться и с усилением, приданным полку штабом дивизии, прорвал оборону «противника». Начальник особого отдела дивизии потом вызвал начальников разведки и медслужбы дивизии и объявил о направлении замполита в госпиталь. Диагностировали шизофрению с параноидальными проявлениями. Отличник учёбы, боевой и политической подготовки, член партии с безупречной анкетой и учётно-послужной карточкой «сгорел» за три года, не вкусив реального страха, смерти друзей и подчинённых, не понимая, что он всего лишь исполнитель маленькой роли в большой штабной комедии ошибок. Да и работу над ошибками в процессе устранения таковых предстояло тогда и делать-то не ему.