– Доброе утро, опаздывать неприлично, но мы же варвары с Севера, что с нас взять.

– Господин Ротенберг, в моем доме нет нежеланных гостей. Будь вы с Севера или Юга, вам здесь всегда рады.

– Будьте добры, освободите меня от лести и лицемерия, – слез со своего жеребца и даже не откланялся гость, потому что не посчитал это нужным.

– Вот это конь! – Болдерс погладил животное по гладкой гриве, переводя тему разговора на что-нибудь другое. – Что ж вы не в дилижансе?

– Это издержки аристократов Юга.

– Хорош жеребец, что за порода дивная такая?

– Он не породист, сэр.

– Зачем вам конь без породы?

– Он – друг мне, не скотина.

– В чем-то вы правы, пройдемте, – хозяин проводил гостя в шикарный зал для обеда и деловых бесед.

Скарлетт пробудилась ото сна и собиралась провести очередной день в своих покоях. После случая с Джеймсом не хотелось с кем-либо разговаривать или куда-то выходить. Элизабет отнеслась к этому резко, ведь не любила перепады настроения. Ник же уделял час времени в своем плотном графике, чтобы сидеть под дверью спальни сестры. Он рассказывал, что происходит в ее отсутствие, не получая взамен и слова. Карли довелось узнать от брата о том, что солдата помиловали. Эта новость не была радостной. Старший Осборн с восхищением поведал Скарлетт, что военачальники Севера завели с ним дружбу. Ротенберг почти выполнил свою часть уговора. Волнение и страх были частыми спутниками Осборн все эти недели. Слуги оповестили о госте. Девушка не хотела заставлять ждать отца и поспешила в главный зал.

– Доброе утро, отец и, – на долю минуты она замолчала, а затем продолжила, – Господин Ротенберг.

– Доброе, Мисс Осборн, – вежливо, но сдержано сказал Джей и поднялся из-за стола, чтобы поцеловать руку Скари в знак приветствия.

– Рады вашему визиту, – отвесила поклон девушка и вырвала свою руку, дав правителю только слегка дотронуться до нее.

– Где же твои манеры? – нахмурился отец и сурово посмотрел на дочь. – В моем королевстве всегда рады гостям, – Болдерс часто толкал праведные речи без ущемления прав своих непохожих соседей, но в душе считал иначе.

– Какой у вас замечательный дерзкий характер, – решил сделать искренний комплимент девушке Джеймс, усмехаясь над сложившейся ситуацией, потому что ему не нужны были эти скучные любезности.

– Что на тебя нашло сегодня? Детские свои капризы оставь для слуг! – продолжал поучать дочку господин Болдерс, не давая как-то пошатнуть авторитет семьи.

– Простите, – ответив не любезным голосом с нотками недовольства, отвесила поклон девушка. Скарлетт видела это самодовольное выражение лица короля, поэтому не собиралась скакать вокруг да около гостя, который всем своим поведением показывает свое превосходство над окружающими.

– Не передо мной ты извиняйся, если нагрубила господину Ротенбергу.

– Простите, что вмешиваюсь. Юная леди может искупить свое отношение ко мне, – растянулся в улыбке наглец и решил продолжить. – Мне жаль, что я в силу тех или иных обстоятельств не увидел ранее вашу дочь, вальсирующую по роскошному залу, – кинул свой довольный взор на бедную девушку правитель.

– Какое благородство! Я сыграю вам свое любимое произведение в таком случае, – уселся за пианино правитель «Алой розы», который был весьма рад предложению. Сейчас Югу не нужны политические разногласия.

Скарлетт никак не могла понять, чего он добивается своим поведением, типичный северный мужчина. Грубый и упрямый, не следит за своими манерами, но указывает на ошибки других. Он слишком самодоволен и эту большую самооценку никогда не опустит. Звуки музыки разбавили очередное молчание. Девушка не хотела о чем-то говорить с этим человеком, но перечить отцу тоже была не в силах. Ротенберг поклонился и протянул ей руку, приглашая на танец, так же самодовольно улыбаясь. Как же Скари не хотелось снова сталкиваться с ним. В прошлый раз ей пришлось делать целебные повязки и пить зелья, чтобы унять боль. В надежде, что скоро закончиться мелодия или Джерард забудет свои ноты вовсе, Карли приняла приглашение. И они вместе закружились в танце. Эти уверенные движения короля подхватывали неловкость. Однако лицо Джеймса не внушало ей никакого доверия. Осборн лишь печально подняла на него свой взгляд и грустно вздохнула. Все те же бесчувственные глаза смотрели куда-то в сторону и не подавали никаких признаков оживления. Казалось, что минуты длились, целую вечность. Но в один момент мелодия перестала звучать, и танцоры остановились синхронно, словно две половины одного целого. Ротенберг все так же держал девушку за руку и слегка улыбался. В этот момент его улыбка больше всего напоминала самодовольный оскал.