– Когда вылетел с проекта, решил, что никуда отсюда уже не уеду. Вышел из съемочного павильона и понял, что не знаю, куда мне теперь идти, и где здесь метро. Сказал себе: спокойно! Соберись!

– А как ты на шоу попал?

– Ты что, видела меня? Узнала?! – обрадовался он.

– Узнала. Видела. Правда, не слушала, извини.

– Да я с самого детства ломился во все двери, на все прослушивания. Удивлялся только, что меня отправляли на детские кастинги. Я чувствовал себя взрослым. Я точно знал, где хочу быть и чем заниматься. А что не слышала, так это как раз поправимо, еще услышишь, – засмеялся мальчишка. – Вот сейчас настроят инструмент, и… когда-нибудь услышишь.

И ты почувствовала дельту между реальностью и восприятием. Что-то было с ним не так. Не так, как тебе виделось изначально. Сквозь легко читаемый поверхностный образ вдруг проступила некая многослойность.

Но в этот момент тебя отвлекли его руки. Ты вдруг заметила, какие у него красивые и выразительные руки. И какие ухоженные. И тебе стало стыдно за свои, заброшенные. Черт! Надо срочно заняться собой, чтобы не позориться, решила ты. И лучше не откладывать. Вот прямо сейчас и пойти. Все равно работа не идет, и день испорчен настройщиком.

Ты отправилась в салон, бросив парня одного выслушивать ругань мастера. Ты попыталась оставить для настройщика деньги, но мальчишка тебе не позволил. А потом ты пила эспрессо в любимой кофейне, баловала себя шоколадно-ореховым десертом и улыбалась тому обстоятельству, что у тебя дома теперь живет замечательный мальчишка – теплый и забавный, смелый и решительный, свободный и… какой-то еще. Что-то было в нем такое, незнакомое, что тебе пока не удалось распознать.

А следующим утром выяснилось, что парень заболел. Накануне в клубе ему дали ледяную минералку. Ларингит – это опасно. Есть риск потерять голос. Ты вызвала врача, телефон которого был записан в его органайзере на первой странице. У певцов есть свои специальные врачи – фониатры.

Когда врач ушел, ты осталась одна с больным мальчишкой и целым списком назначенных ему лекарств и процедур. Ты все делала правильно. Ты следила, чтобы он принимал лекарства и полоскал горло. В «гоголь-моголь» ты добавляла, по совету врача, несколько капель коньяка, и мальчишка, не любивший этот целебный коктейль, говорил, что скоро упьется им в хлам. И что гораздо проще было бы разогреть ему «Болз». Ты делала ему сложные компрессы, и он не капризничал. Он боролся за свой голос.

– Бэлка, ты прости. Я часто болею почему-то. И никогда не долечиваюсь. Меня самого это бесит.

– Не бойся, я с тобой. Мы справимся.

Ты позвонила в его деканат, предупредила, что он болен и не стала выслушивать возражений. Ты обзвонила клубы, где он работал – клубы были очень недовольны, и тебя это возмутило. И еще ты оповестила какую-то студию, за которую он особенно переживал. Студия отнеслась к новости индифферентно. Ты готовила протертые супы, чтобы ему было не больно глотать. Ты забросила срочный проект, потому что от волнения не могла сосредоточиться. Ты не открывала электронный почтовый ящик три дня.

Мальчишка все это время слушал музыку, не снимая наушники, изумленно наблюдал за твоей суетой и уговаривал не волноваться. Но ты хорошо помнила, как дома с тобой носились, когда ты болела, и как забота родных способствовала твоему выздоровлению. Потом ему стало лучше. Вы справились. Вы вместе держали оборону, сопротивляясь грозному коварному врагу, и одержали блистательную победу!

– Бэлка, ты такая классная! Я обязательно научу тебя чему-нибудь плохому! – пообещал он с чувством искренней благодарности и едва не расплакался.