Если у нас возникали вопросы о том, как что-то сделать, мы обращались к мелким предпринимателям по соседству. Их магазинчики и лавочки – которые исчезли к тому моменту, как я стал учителем, – были эпицентром уличной жизни для ребятишек вроде нас. Эти лавочки походили на кинодекорации. Чего стоили одни названия: «Вкусняшки от Толстого Арчи», «Сладости от Мильтона», «Зоомагазин Пекинеса» и «Китайская прачечная Лю Лима». Каждый день мы сталкивались с персонажами вроде Джузеппе Зеленщика, Макса Рыболова, Дэйва Мясника, а еще Сальваторе Нунцио, парикмахера, который стриг волосы опасной бритвой.

У нас был специальный секретный стук в дверь, особое рукопожатие, тайное место для переговоров, подальше от кого-то, кто мог представлять опасность. Очень рано мы поняли огромную ценность фразы: «Я знаю одного парня…»

Мы постоянно прибегали друг к другу домой и периодически сравнивали содержимое кухонных шкафчиков, как любитель-антрополог сравнивает обнаруженные черепа. И что за коллекцию приятелей я собрал! Они были из ирландцев (Вилли Эйхорн), итальянцев (Кристофер Гваданджино), пуэрториканцев (Розарио Родригес), евреев (я) и черных (Майлз Кинг). Каждый пришел в компанию со своим букетом обычаев, привычек и любимых блюд, казавшихся экзотическими всем остальным. Карлтон Дэвенпорт был афроамериканцем с именем аристократа. Черным был и Гэри Уэст, который щеголял усами и волосами ниже плеч уже в шестом классе. Благодаря этому он стал знаменитостью.

Это было до появления сотовых телефонов, пейджеров или интернета; мы варились в атмосфере слухов, городских легенд, историй, рассказанных за кухонным столом для нашего сведения. Маленькие кусочки бумаги с тайными знаками, числами и кодами были нашими самыми ценными акциями.

Для развлечения нам не требовалось многого. Мы могли купить пару кусочков пиццы, газированной воды в соседнем киоске, рожок мороженого, и у нас еще оставалась мелочь, чтобы сыграть партию-другую в пинбол. Благодаря нашей изобретательности нам хватало четвертака, чтобы играть в пинбол часами. Мы уговорили парня, который работал на сверлильном станке, проделать дыру в четвертьдолларовой монете. Пропустив в дыру веревку от йо-йо, вы могли выдергивать свои деньги из игрального автомата снова и снова.

Нам не нужны были уроки или специальные инструкции, чтобы откалывать такие коленца. Тогда не было ни Ютюба, ни Академии Хана. Мы шли прямой дорогой проб и ошибок. За годы до появления слогана «Найка» «Просто делай», это были слова, по которым мы жили день за днем, минута за минутой.

У моих родителей были самые лучшие намерения, когда они забрали нас и переехали через мост Таппан Зи. В 70-е газеты ежедневно пестрели заголовками, один другого страшнее: количество убийств стремительно растет; в метро бесчинствуют хулиганы; мусоровозы бастуют; копов массово сокращают; квартиры грабят через пожарные лестницы. Героин распространялся повсеместно, отнимая у людей имущество и жизнь за одну ночь, вьетнамская война лишала моих друзей старших братьев и кузенов. К шестому классу мы ощущали себя самыми взрослыми ребятами в своем районе.

Иногда плохие новости приходили прямо к нам домой. Вскоре после того, как наша семья переехала в пригород, старший брат моего друга насмерть разбился на велосипеде, почти напротив нашего дома. Столкнувшись с преступлениями, наркотиками, беспомощностью полиции, инфляцией, нефтяным кризисом и масштабным бегством белого населения, тогдашний мэр Эйб Бим пытался удержать от краха город, который называли «Городом Ужаса». Это было время организованного отступления. Моих приятелей и соседей манили на север обещания лучших школ, безопасных районов, собственных домов, и многие еврейские семьи двигались в том направлении.