И вообще, пошёл этот Дмитрий2012 в задницу! Макияжи ему мои не нравятся… да и хорошо, что не нравятся! За одно этому хейтеру спасибо: я про Ветрова почти полчаса не думала.

— Самир, давай свой аппарат. Сел завтракать — так ешь, какой пример ребёнку подаёшь, — мама, едва папа вернулся, отняла у него айфон, а я, глядя на отца, головой покачала — мол, не виноватая я, и отцовским примером довольна. — Кстати, дорогой, у меня для тебя подарок.

— Какой? — насторожился папа.

— Мы давно не были в отпуске, и… вот, — мама с торжественным видом положила перед папой два листа формата А4, которые непонятно где прятала, руки у неё пустые были. — Представляешь, знаки судьбы получила: Интернет сам мне эти путёвки подсунул. Ну и Севиль тоже посоветовала съездить, отдохнуть от всего. Правда, замечательно? Вылет через неделю, как раз успеешь на работе договориться.

Папа бросил возмущенный взгляд не на маму, а на меня. И я снова головой помотала, открещиваясь от этой инициативы.

— Я не могу сейчас. После Нового Года, возможно, получится вырваться дней на пять, но сейчас…

— Получится сейчас, — отрезала мама. — Деньги обратно не вернуть. Мы летим на три недели.

— Но…

— Иначе, клянусь, я с тобой разведусь! — мама вздернула подбородок, поднялась со стула, и оставила нас с папой наедине.

Обиделась. Мама всегда, обижаясь, про развод заговаривает.

— Может, ты с мамой полетишь? Я договорюсь, на учёбу это не повлияет, помогу нагнать остальных. Лети с мамой, хорошо?

— Думаешь, маму такая замена устроит?

Папа горестно вздохнул.

— Через неделю, получается… и летим на три недели, зачем так долго? И как ты одна здесь жить будешь? К бабушке с дедушкой переедешь… но до университета от них далеко… ой, дочка, ну твоя мама и учудила. Вот что делать?

И только тут я обрадовалась! Это же, получается, я одна поживу! Целых три недели! Одна!

Свобода, неужели!

Я с воодушевлением принялась что-то втолковывать отцу, сама не вслушиваясь в свою речь, до того зажглась. Меня одну до четырнадцати лет не оставляли: всегда под присмотром родителей, брата, сестры, деды с бабой, других родственников была. В четырнадцать впервые одна на три часа осталась — папа с мамой в гости пошли без меня, а я себя героиней «Один дома» чувствовала. И эти несчастные три часа наедине с самой собой — максимум, который мне был позволен вплоть до восемнадцати лет, когда меня отпустили на посвящение в студенты до позднего вечера. Чтобы вместе со всеми ехать в снятый коттедж — об этом и речи быть не могло, но вечер я отгуляла.

А тут три недели! Смогу ходить по квартире в белье, песни распевать, просыпаться буду когда захочу, ложиться спать — тоже. И музыку буду громко слушать! Нет, ОЧЕНЬ ГРОМКО!

— Деньги на дорогу есть? — спросил повеселевший от моих утешений папа.

— Меня Эльнур отвезёт. Он подъехал уже.

— Привет ему, — выкрикнул папа, и вроде что-то еще добавил, но я, схватив сумочку, уже выбежала из дома, на крыльях неслась до машины жениха, и быстро запрыгнула внутрь.

Эльнур принял поцелуй в щеку, и недовольно головой покачал:

— Даже дверь не дала себе открыть. Севиль, неприлично так носиться, ты же не ребёнок.

— Бу-бу-бу, заводи, давай, — расхохоталась я. — Да, я уже не ребёнок, и у меня для тебя новость: папа с мамой через неделю улетают. Квартира в моём распоряжении останется. Когда мы уже сексом займёмся? Неприлично, знаешь ли, в двадцать лет, имея жениха, оставаться девственницей!

Женихом моим Эльнур считался с детства: наши дедушки еще в Баку дружили, затем отцы продолжили дружбу уже здесь, в Москве, и росли мы вместе. Лет, наверное, с четырех я Эльнура помню, и когда моих брата и сестры не было рядом, именно ему поручали приглядывать за мной, защищать, оберегать. Называли нас женихом и невестой, шутили, да мы и сами воспринимали слова взрослых как подтрунивание.